"Нотариус из Квакенбурга"
Шрифт:
Мой шеф, несколько разгорячённый вином, тем временем беседовал с Себастьяном и доктором о достоинствах и недостатках кухни различных народов. Нотариус доказывал, что никто на свете не придаёт такое значение еде, как гведы, и ни у кого нет таких толстых кулинарных книг. Доктор, в свою очередь, утверждал, что наша пища слишком обильна, и восклицал:
— Обжорство — вот в чём наш radix malorum!·
Себастьян же, изрядно пьяный, хохотал, слушая их спор.
Граф Бертрам закончил ужин и поднялся из-за стола. Разговоры смолкли, все встали, прощаясь с хозяином замка. Пожелав всем спокойной ночи, старый граф, прихрамывая, удалился в сопровождении Таис. После их ухода остальные тоже быстро разошлись.
Лёжа в кровати, я опять услышал тоскливый собачий вой. Этот звук никак не давал мне уснуть. Наконец, в замке воцарилась тишина. Что-то заставило меня встать с постели и подойти к окну. К моему изумлению я увидел, что за окном всё покрыто снегом, хотя на дворе стоял конец лета. Посреди заснеженного поля чернели человеческие фигуры. Присмотревшись, я узнал в них графа Озрика и Валерию. Несмотря на расстояние, я всё видел очень отчетливо. Озрик, не шевелясь, лежал на спине, а сестра, ласково улыбаясь, большой лопатой заваливала молодого человека снегом. Вдруг Озрик повернул ко мне голову, и я увидел, как его губы зашевелились. Он что-то пытался мне сказать, о чем-то предупредить, но из-за оконных стекол я ничего не слышал. Валерия тоже повернулась ко мне и заговорщицки подмигнула. Мне стало жутко. К счастью, в этот момент я проснулся. Моя ночная рубашка была вся мокрой от пота. Сердце бешено колотилось в груди. Стояла глухая ночь. За окном жёлтым светом светила луна. В лунном свете вода в широком рве блестела словно ртуть. Было тихо.
— Слава Создателю, это просто страшный сон, — успокоил я себя. Потом встал, выпил воды и снова лёг. Больше в эту ночь мне ничего не приснилось.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ, в которой Мельхиор осматривает монастырь
На следующее утро за завтраком загадка собачьего воя выяснилась, когда Валерия пожаловалась, что он уже которую ночь не даёт ей уснуть. Спать мешала собака Патриции — маленький курносый спаниель местной породы по кличке Кокос. Недавно пёс заболел какой-то собачьей болезнью и очень мучился. По мнению Себастьяна спаниеля спасти было уже нельзя. Патриция попросила Озрика усыпить больного пса.
— Ты же занимаешься химией, и у тебя в лаборатории наверняка найдётся яд, который избавит Кокоса от мучений.
— Яд у меня есть, — нехотя отозвался Озрик, — но убить собаку я не смогу. Увольте. Если хочешь, Патриция, я могу после завтрака дать яд вам с Себастьяном и объясню, как этот яд нужно использовать, но травить Кокоса сам не буду.
— Спасибо и на этом, — сухо ответила Патриция и стала помогать Таис, кормить Ники.
— Вы занимаетесь ядами, Озрик? —поинтересовался мой патрон.
— Совсем нет, — ответил молодой человек. — У меня, конечно, хранятся некоторые опасные вещества, как и у любого химика, но мои интересы лежат в другой области.
— В какой же? — вытянул свой длинный нос в сторону Озрика нотариус.
— Мне хочется создать состав идентичный человеческой крови. Доктор Адам объяснил мне, какое значение для медицины будет иметь это открытие. Я увлёкся этой задачей и уже несколько месяцев провожу опыты.
— И как далеко вы продвинулись?
— К своему стыду должен признаться, что похвастать мне нечем. Я нахожусь ещё в самом начале пути.
— Ну что же, будем надеяться, что вы достигнете успеха, — пожелал удачи графу Мартиниус.
— Я рассчитываю рано или поздно синтезировать искусственную кровь. Отец поддерживает меня и даёт достаточно средств на оборудование лаборатории.
— Любопытно было бы взглянуть на неё, — заинтересовался нотариус.
— Пожалуйста, буду рад, — пригласил Озрик. — После завтрака я вам всё покажу. Заодно дам Патриции яд для собаки.
— Хочу посмотреть, как убивают Кокосика! — захныкал Ники, когда Таис повела его в детскую.
— Николаус, прекрати сейчас же! — прикрикнул на сына Себастьян.
— Папа, ну, пожалуйста. Я ещё не видел, как убивают собаку. Как свинью видел, а как собаку нет.
— Ничего в этом нет интересного, — поддержала Себастьяна Патриция. — Ники, иди с мадемуазель Таис в детскую.
— Это вам не интересно, а мне интересно, — продолжал упорствовать мальчик.
— Исключено! — отрезал Себастьян. — Ещё не хватало, чтобы ты смотрел, как умирает животное. Обойдёмся без тебя!
— Тогда возьмите меня с собой в лабораторию к дяде Озрику. Я тоже хочу посмотреть.
— Ладно, в лабораторию, я думаю, можно. Если, конечно, ты не против, Озрик?
— Пусть идёт с нами, — согласился его брат, улыбнувшись несчастному мальчугану. — Только уговор — ничего не трогать.
Вот так и получилось, что после завтрака мы отправились смотреть химическую лабораторию большой компанией: Озрик, я с нотариусом, Патриция с мужем и Таис с Николаусом. В последний момент к нам решили присоединиться и Валерия с Тобиасом. Чтобы Ники не отставал от нас, карабкаясь по лестницам, отец взял его на руки. По дороге Тобиас для нашего развлечения начал читать свои стихи:
Ах, если б ветром ты была,
Моё лицо бы обдувала,
Как лёгкий трепет сквозняка.
И тёплым, нежным покрывалом,
Меня всего бы обняла.
Ах, если б ветром ты была,
Ты б на плече моём спала![2]
Химическая лаборатория находилась в подвале замка. Это было обширное помещение с низкими сводами и без окон. Всё пространство лаборатории было занято дубовыми столами, уставленными мензурками, ретортами, колбами и горелками. В шкафах и на полках хранились различные вещества и реактивы. В помещении резко пахло и сопровождавшие нас дамы сразу стали недовольно морщиться.
Озрик провёл нас по своим владениям и, не обращая внимания на недовольные гримасы женщин, подробно рассказал о своих исследованиях. Было видно, что он по-настоящему увлечён химией; хорошо в ней разбирается. На покрытом пятнами от кислоты столе, он даже провёл для Ники не слишком ароматный опыт. Когда бесцветная булькающая жидкость в колбе превратилась в синюю, ребёнок от восторга захлопал в ладоши.
В конце экскурсии наш гид подошёл к железному шкафу с надписью «Опасно!» и, открыв его, достал тёмную бутылочку. Осторожно перелив с помощью пипетки совсем немного содержимого бутылочки в другую, Озрик наклеил на неё бумажку, на которой написал — «Яд!», затем передал Себастьяну. Ники, ковыряя в носу, внимательно следил за действиями молодого человека.