"Нотариус из Квакенбурга"
Шрифт:
После обеда мы с Мартиниусом отправились в библиотеку замка, чтобы там поработать над кое-какими документами, которые мой шеф взял с собой из дома.
— У графа Бертрама довольно интересное книжное собрание, — с увлечением рассказывал нотариус, пока мы поднимались из столовой по винтовой лестнице на следующий этаж. — В прошлый свой визит сюда я обнаружил некоторые очень редкие издания, например, «Историю гведов» Анонимуса, написанную триста лет назад, Codex Guedicus — старинный сборник законов, написанный на латыни, а также Acta Sanctorum Guedicum — «Деяния гведских святых», тоже на латыни. Кроме того, в графской библиотеке хранится много трактатов по богословию и различным наукам, исторические труды и литературные сочинения.
Библиотека оказалась большим квадратным помещением с высоким потолком. Вдоль одной из стен у окон стояли столы со стульями. Перпендикулярно к ним располагались стеллажи, заполненные книгами. В дальнем углу библиотеки виднелась лестница-стремянка, с помощью которой можно было доставать книги с верхних полок, так как стеллажи доходили до самого потолка. Моему шефу понадобился какой-то толстый юридический справочник в кожаном переплёте, лежавший как раз возле лестницы. В тот момент, когда мы с ним оказались в углу, скрытые от входа несколькими тысячами книг, дверь библиотеки открылась, и послышался знакомый голос Озрика:
— Входи Патриция. Здесь никого нет. Мне необходимо с тобой поговорить без посторонних.
Слышно было, как вошедшие сели на стулья возле двери. Я уже открыл рот, чтобы подать голос, но нотариус предостерегающе приложил палец ко рту. Мы застыли, обратившись в слух. Молчание первой нарушила женщина:
— О чём ты хотел со мной поговорить, дорогой?
— Патриция, милая Патриция, я не знаю, как тебе сказать… Ты можешь считать меня негодяем, да я и чувствую себя им, но я всё же решил честно тебе признаться. Нужно прекратить наши отношения! Я не могу смотреть в глаза брату. Иногда мне даже кажется, что он обо всём догадывается. Я теряю уважение к себе…
Озрик хотел добавить ещё что-то, но Патриция его перебила:
— Послушай меня, любимый. Ты мне нужен! Только благодаря тебе я могу выносить эту гадкую жизнь с опостылевшим пьяницей! Что у меня ещё есть кроме тебя? Ни на что не годный муж и неизлечимо больной ребёнок. А я ведь женщина! Я хочу любить, хочу быть любимой…
Внезапно Патриция заплакала. Как она сейчас была не похожа на ту властную даму, которую я видел раньше. Слышно было, как Озрик вскочил с места и в волнении заходил взад и вперёд.
— Ну, пойми же, — снова начал он. — Это была ошибка. Возможно, моя слабость. Пора нам остановиться.
— Почему ты так жесток со мной? — сквозь слёзы проговорила Патриция. — А может, у тебя появилась другая женщина? Кто она? Уж не эта ли гречанка? Что ты молчишь? Я угадала, ведь так? Ну, скажи же хоть что-нибудь!
Женщина замолчала. Слышны были только её тихие всхлипывания. Через несколько минут молодой граф, видимо собравшись с силами, твёрдым голосом произнёс:
— Да, ты права. Мне нравится Таис. Она мне понравилась сразу, как только я её увидел. Сначала я думал, что она будет моей лёгкой добычей, но когда она отвергла меня, я понял, что влюбился. И тогда, чтобы победить в себе это чувство, я закрутил роман с тобой. Теперь я знаю, что не могу без неё жить. Я не хочу и не могу больше тебя обманывать, Три. Не знаю, простишь ли ты меня, но больше между нами ничего не будет! Прости, если можешь.
С этими словами Озрик выбежал вон. Патриция некоторое время ещё сидела в библиотеке. Плакать она перестала. Мы слышали, как в ярости она бормотала: «Негодный старик! Это из-за него Озрик меня бросил. Бедный дурачок! Думает, что скоро получит наследство и богатством завоюет эту гведиотку! Будьте вы все прокляты: и граф Бертрам, и Озрик, и Себастьян, и гречанка! Я ещё отомщу, обязательно отомщу!»
Постепенно она успокоилась, перестала грозить, высморкалась в платок и, приведя себя в относительный порядок, ушла. Потрясённые услышанным, мы в растерянности смотрели друг на друга. Какие, оказывается, здесь кипят страсти, происходят драмы, скрытые за внешней чопорностью и благопристойностью! Первым опомнился нотариус:
— Никому ни слова, Мельхиор, — предупредил он меня, подняв вверх длинный костлявый палец.
— Да, доминус.
— Здесь замышляются нехорошие дела, мой мальчик, — продолжил нотариус, — но, слава Гведикусу, мы свои дела уже заканчиваем. Завтра осмотрим монастырь Патерностер, как я обещал, и послезавтра утром отправимся домой. А сейчас, Мельхиор, за работу! Надеюсь, что больше нам никто не помешает.
Закончив работу в библиотеке, я вернулся в свою комнату. Там хлопотала Вилемина, наводя порядок. Девушка сообщила мне, что старому графу стало лучше, и он даже будет ужинать вместе со всеми в столовой. После ухода служанки, я опять вспомнил Таис. Признание графа Озрика в любви к прекрасной гречанке легло тяжёлым камнем мне на сердце. Я понимал, что у меня нет никаких шансов завоевать расположение гордой красавицы. Послезавтра я навсегда покину замок и больше её не увижу. Эта мысль наполняла меня невыносимой горечью, но что я мог поделать?
Услышав одинокий сигнал рога, так ничего и не придумав, я пошёл ужинать. Охваченный смутными мыслями, я не торопился и поэтому немного опоздал. Всё общество собралось за огромным столом, во главе которого величаво восседал скелетоподобный хозяин замка. Поклонившись всем присутствующим и извинившись за опоздание, я присел возле своего шефа, который с аппетитом расправлялся с жареной дичью и пюре из каштанов с артишоками. К этому блюду подавали крепкую сладкую мадеру из Гведской Вест-Индии, на которую под неодобрительными взглядами отца налегал Себастьян.
Патриция тоже была здесь. Её красивое лицо хранило следы слёз, которые, несмотря на все ухищрения, не смогла скрыть пудра. Женщина со злостью поглядывала на грустного Озрика. Озрик, уткнувшись в свою тарелку, старался не встречаться глазами с Патрицией. За столом появились и новые лица. Напротив Таис, следившей за Ники, пробующем всё время упасть со стула на пол, сидела молодая женщина. Её некрасивое, покрытое тёмными веснушками лицо было постоянно обращено к худощавому длинноволосому мужчине в синем мундире учителя гимназии, который занимал место справа от неё. Я догадался, что это была Валерия — дочь графа Бертрама и её жених. Валерия с ласковой улыбкой трогательно ухаживала за ним, подкладывая своему Тобиасу лучшие кусочки. Улыбка очень ей шла, делая её узкое лицо с широким ртом и длинным носом, милым и дружелюбным.
Слуга принёс мне прибор, и я приступил к еде. Проголодавшись, я занялся великолепной жареной куропаткой, не обращая внимания на застольные разговоры. Утолив голод, я отодвинул тарелку и, потягивая мадеру, принялся наблюдать за присутствующими. Валерия рассказывала Патриции о нарядах, которые она примеряла в кронских магазинах, а Тобиас, улыбаясь, слушал свою невесту и иногда кивал, соглашаясь, когда она обращалась к нему за поддержкой.
— Это платье из тёмно-красного бархата было очень миленькое, правда ведь, Тоби? А шляпка в магазине братьев Майор была мне очень к лицу, да, Тоби?