"Нотариус из Квакенбурга"
Шрифт:
— Так значит мадемуазель Таис не замужем? —продолжал я выведывать интересующие меня сведения у словоохотливой девушки.
— Нет, не замужем. Да и когда ей романы-то крутить? Кроме своих обязанностей, она ещё и за их сиятельством ухаживает — следит, чтобы он лекарство вовремя принимал, которое ему доктор прописывает и госпоже Патриции помогает с Ники. Когда только всё успевает!
— А разве у Ники нет своей воспитательницы? — удивился я.
— Да они долго не держаться с таким-то ребёнком. Очень бойкий мальчуган! Даром, что инвалид. Он же везде старается что-нибудь сломать или испортить. То книги дорогие в библиотеке порвёт, то любимую собаку госпожи Патриции палкой ударит, то где-нибудь окно разобьёт. А за недогляд воспитательниц и рассчитывают. Сейчас опять никого нет, вот мадемуазель Таис и приглядывает за Ники. Он-то её слушается больше, чем отца с матерью…
Нашу беседу прервало появление моего шефа. Старик вбежал в комнату, размахивая сумкой с документами, и воскликнул своим писклявым голосом:
— Мельхиор, собирайтесь! Граф Бертрам ждёт нас. И вы любезное дитя, — обратился он к Вилемине, — тоже зайдите к его сиятельству. Нам может понадобиться ваша помощь.
Оставив служанку убирать посуду, мы вышли из своей башни и, пройдя по двору, оказались в главном здании. Поднявшись по широкой парадной лестнице на второй этаж, мы двинулись длинными коридорами в покои хозяина замка. В одном из помещений нас встретила Таис (при виде её моё сердце опять забилось) и проводила в кабинет графа Бертрама Мармадука Де-Бурга.
Его сиятельство оказался высоким седым человеком с проницательными серыми глазами. Граф, со своим благородным лицом и какой-то особенно властной манерой держаться, невольно вызывал к себе почтение, но неестественная худоба и бледность говорили о тяжёлой болезни. Он любезно приветствовал нас и, когда мы уселись в удобные кресла с высокими спинками, обитые тёмно-красным бархатом, перешёл к делу.
— Как вам известно, месьер Мартиниус, некоторое время назад я составил завещание, которое хранится у вас. Теперь я принял решение отменить его и составить новое. Для этого я вас и пригласил.
Мой патрон кивнул и стал выкладывать нужные бумаги из сумки. Таис ввела в кабинет Вилемину и дворецкого Мартина. После некоторых формальностей связанных с отменой прежнего завещания, нотариус велел мне занять место за письменным столом и записывать то, что граф соизволит диктовать. Вот, что я записал:
«Последняя воля и завещание Его Сиятельства графа Бертрама Мармадука Де-Бурга. Я, граф Бертрам Мармадук Де-Бург, постоянно проживающий в замке Три Башни, настоящим документом отменяю все ранее сделанные мной распоряжения и волеизъявления и одновременно объявляю настоящий документ своей единственной последней волей и завещанием.
Во-первых, я передаю и завещаю всю мою собственность, обстановку, все мои личные вещи, книги, предметы искусства и драгоценности моему сыну графу Озрику Бертраму Де-Бургу в случае, если он переживёт меня.
Во-вторых, если мой сын граф Озрик Бертрам Де-Бург умрёт, не вступив в права наследования, то я завещаю всё моё вышеупомянутое состояние моей дочери Валерии Де-Бург.
В-третьих, если моя дочь Валерия Де-Бург умрёт, не вступив в права наследования, то я завещаю всё моё вышеупомянутое состояние моему сыну графу Себастьяну Бертраму Де-Бургу».
Остальная часть завещания представляла собой изложение всяких юридических формальностей. Небольшие суммы были оставлены слугам и монастырю Патерностер. На последней странице граф подписал своё имя под словами: «Я назначаю, уполномочиваю и называю нотариуса доктора Бенедикта Мартиниуса из Квакенбурга исполнителем этой моей последней воли и завещания».
Подлинность завещания тут же засвидетельствовали дворецкий Мартин Валик и горничная Вилемина Вилемус.
Когда мы уже закончили и собирались покинуть старого графа, в кабинет вошёл Себастьян. По нетвёрдой походке и побагровевшему лицу было видно, что он изрядно навеселе. Себастьян окинул присутствующих мутным взглядом и обратился к отцу вызывающим тоном:
— Что тут происходит, отец?
— Мое терпение кончилось, Себастьян! — резкоответил ему граф Бертрам. — Я решил изменить завещание в пользу твоего брата. Думаю, что он лучше распорядится моим состоянием.
— Вот как? А как же я? Ты подумал, на что я буду содержать свою семью? У меня же нет ни центума!
— Об этом должен был думать ты сам! У тебя были немалые средства, но ты всё растратил. Где эти деньги?
Себастьян пьяно расхохотался:
— Часть своих денег, отец, я потратил на выпивку, часть на женщин, а вот остальными распорядился очень глупо — проиграл в карты!
— Я тебе больше ничего не дам! — хрипло выкрикнул старик и схватился за сердце. На его посиневших губах показалась пена.
— Немедленно прекратите этот спор! — вмешался нотариус. — Себастьян, вы что, не видите — отцу плохо!
Таис увела старого графа в спальню. Слуги тоже исчезли. Себастьян тяжело упал на стул возле письменного стола, сжал голову руками и тоскливо посмотрел на нас.
— Ответьте мне, месьер Мартиниус. Ну почему всё всегда достаётся любимчикам?
Нотариус пожал плечами и ничего не ответил. Да Себастьян и не ждал ответа. Он сидел, погрузившись в свои мысли и, казалось, забыл о нашем присутствии. Глаза его были прикрыты, набрякшее лицо подёргивалось, как от судороги. Вдруг он поднялся с места и, уходя, бросил со злобой:
— Ну, ладно! Отец ещё пожалеет об этом. А этот тихоня Озрик всё равно ничего не получит. Я об этом позабочусь!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ, в которой Мельхиор сначала подслушивает, а потом смотрит сон
Вся эта сцена произвела на меня гнетущее впечатление. Вспомнились и предостережение монаха в придорожной харчевне, и слова Озрика о нависшей неведомой угрозе, и я снова почувствовал, что что-то должно случиться, что-то неотвратимое и страшное.
Возвращаясь к себе, мы встретили доктора Адама, который с врачебным чемоданчиком в руках спешил к старому графу.
— Графу Бертраму необходима моя помощь! — крикнул он, пробегая мимо. — Старик и так чуть жив, а детки ни с чем не считаются.
Обед, на котором отсутствовали Себастьян и женщины с Ники, прошёл в напряжении. Присутствующие перебрасывались ничего незначащими фразами и всячески делали вид, что полностью поглощены процессом дегустации супа из медвежьих хвостов и седла барашка. Видимо из-за того, что Себастьяна не было, на столе появилось спиртное: белое и красное вино из виноградников Южной Александрии.