Нова и Куинтон. Без сожалений

Соренсен Джессика

Дружески похлопываю его по ноге.
– Уверяю тебя, это не так.

Он прищуривается, притворяясь, что сердится, но я знаю его достаточно, чтобы его раскусить. Просто немного раздражен.
– Но так в некотором роде получается, я звоню ему, чтобы заполучить для тебя информацию.

– Но ты тоже хочешь знать, - напоминаю ему, хватая горсть «Скитлс» из миски на журнальном столике.
– Что он собирается делать, в порядке ли он. И нужно ли ему что-нибудь, теперь, когда он вышел.

– Да, но я даже не уверен, что он поговорит со мной, мы едва общались, пока он был в реабилитационном центре, - говорит он, пока я закидываю конфеты себе в рот.

Я перестаю

жевать и, надув губы, складываю руки перед собой.
– Ну, пожалуйста.

Он качает головой, а затем проводит пальцем по экрану.
– Хорошо, но я делаю это только потому, что ты позволила мне жить здесь и потому, что твоему милому личику трудно отказать.

– Ты ничего не должен мне, живя здесь, - успокаиваю я его.
– И ты отдаешь арендную плату, так что эта квартира так же твоя, как и моя.

– Но ты заботишься обо мне, - напоминает он, нажимая цифры на телефоне.
– И держишь меня подальше от неприятностей.

– Ты такой хороший мальчик, - я глажу его по голове, словно щенка, хотя он намного симпатичнее щеночка. Его светлые волосы, голубые глаза и улыбка создают впечатление, что он принадлежит к той категории парней, у которых всегда все отлично и идеально. Но у него темное прошлое. Полно призраков. Полно ошибок и зависимостей, с которыми он борется каждый день.

– Я не собака, Нова, - он бросает обиженный взгляд, а затем встает с дивана с телефоном, прижатым к уху, и, огибая журнальный столик, направляется к прихожей.

– Эй, ты куда?
– кричу ему вслед, опираясь на подлокотник кресла и глядя ему в спину.

– Поговорить наедине, - говорит он, исчезая в своей комнате.
– Потому что твое назойливое внимание сводит меня с ума.
– Спустя несколько секунд дверь в его спальню закрывается.

Сажусь обратно и достаю из кармана свой телефон. Я записываю видео уже полтора года, и теперь это вошло в привычку всякий раз, когда у меня в голове много беспорядка, как сейчас. Для меня это как писать в дневник, хотя я еще использую некоторые видео в процессе обучения. Изначально все начиналось совсем не так. Впервые я начала снимать видео в трудный период моей жизни, примерно через год после того, как мой парень Лэндон убил себя. Он сделал видеозапись до того, как уйти навсегда, и по какой-то причине, это помогало мне почувствовать себя ближе к нему. В конце концов, я отпустила его, но все еще ощущаю при этом незримую связь.

Выпрямляю спину и нажимаю на кнопку, переворачивая камеру на себя, мое изображение появляется на экране. Длинные каштановые волосы спадают на плечи, зеленые глаза смотрят на меня. На коже здоровый румянец, и на носу видны веснушки. Я не самая красивая девушка в мире, но выгляжу вполне прилично, когда я трезва и моя система чиста, что продолжается уже больше года.

После того, как мне удается найти правильный угол, прочищаю горло и начинаю запись. – Тристан иногда может быть таким занудным, особенно, когда делает то, что не хочет. Совсем не тот человек, которого я знала два месяца назад или даже два года назад. Он трезв уже более трех месяцев и живет со мной и Леа, моей лучшей подругой. Хорошо, что он стал более серьезным, потому что это избавит его от неприятностей. Он ходит на работу в кафе в миле от дома, посещает колледж и остается в стороне от вечеринок. Я могу сказать, что бывают времена, когда он мог бы предпочесть что-то получше, чем сидеть дома, есть пиццу с Леа и мной, но он всегда остается, что для меня означает, что на данный момент все в порядке, по крайней мере, я надеюсь на это. И я надеюсь, что с Куинтоном тоже все в порядке.

Хотела бы я знать. Что-то... что-нибудь о нем, но он не разговаривает со мной и не ответил, когда я отправила ему письмо месяц назад. Не знаю, может он злится на меня, но Тристан заверяет, что это не так. Что он, вероятно, чувствует себя виноватым из-за того, что он сделал, и мне жаль это слышать. У него и без меня достаточно проблем, а у меня сейчас все в порядке. На самом деле. Я здорова. Счастлива. И двигаюсь вперед.

Выключаю камеру, встаю и начинаю мыть посуду, используя этот метод в качестве трудотерапии. Часть меня хочет вернуться к привычке все считать, потому что прямо сейчас я нервничаю, и это желание намного сильнее, чем было раньше. Фактически, последние несколько месяцев его не было. Думаю, это потому, что я была слишком занята в колледже, работой в фотостудии и, конечно же, моей группой.

Да, я состою в группе под названием Ashes&Dust [1]. Джексон, бывший бойфренд Леа, наш солист, имя басиста - Спалдинг, а гитариста - Никко. Я единственная девушка, и Леа всегда отпускает шутки о том, как мне повезло, но мне неловко, потому что отношения между ними с Джексоном закончились не очень хорошо. Каждый раз, когда упоминается имя Леа, Джексон меняется в лице. Тем не менее, это потрясающе, что я могу играть на барабанах, и мне жаль, что я не могу это делать все время. Жизнь была бы тогда не такой сложной.

Тристан все еще в своей комнате, когда я загружаю посудомоечную машину, и я слышу, как он разговаривает через дверь. Мне приходит в голову мысль о том, чтобы приложить ухо к двери и подслушать, но я тут же отметаю эту идею, поэтому иду в гостиную и включаю стерео, ставя Papa Roach. Начинаю двигаться в такт, танцуя вокруг. Я бы подыграла им на барабанах, но мне не разрешают больше это делать, с тех пор, как соседи пожаловались на шум. Так печально, что мне приходится, вместо игры на ударных, танцевать, ведь из меня вышел паршивый танцор.

Я самозабвенно трясу своими длинными каштановыми волосами и виляю задницей, при этом громко напевая слова, когда внезапно слышу кашель из-за спины. Немедленно прекращаю танцевать и пытаюсь проигнорировать прилив крови к щекам, когда подхожу выключить музыку.

Приглаживаю волосы и вытираю пот со лба, прежде чем обернуться и посмотреть на Тристана.
– И что он сказал?
– спрашиваю я, затаив дыхание.

Он скрещивает руки и приподнимает бровь, глядя на меня, пытаясь не улыбаться.
– Милый танец.

Делаю смущенный реверанс, и он немного расслабляется. – Спасибо, - выпрямляю спину.
– Теперь рассказывай, что он ответил. Он в порядке? Ему хорошо? Или плохо? Что?

– Давай присядем, - он кивает на кожаный диван, я подхожу и сажусь. Он присаживается рядом со мной, слегка нервничая, поскольку теребит нижнюю пуговицу на своей рубашке.
– У него все в порядке, - наконец говорит он.

– И?
– я жестикулирую, требуя, чтобы он дал мне более подробную информацию.
– Тебе не показалось, ну я не знаю, что ему нужна помощь?

Он вздыхает, пропуская пальцы через свои светлые волосы.
– Кажется, у него был довольно бодрый голос. Он остался с отцом, и теперь они разговаривают обо всем, что никогда раньше не делали. На следующей неделе он должен пойти к терапевту и в группу поддержки, которая, на мой взгляд, довольно хороша. Группа поддержки очень помогла мне, когда я вышел из реабилитации. Он сказал мне, что, вероятно, останется в Сиэтле какое-то время и попытается найти работу там, - он делает паузу, следя за моей реакцией, словно думает, что я сейчас сломаюсь.