Нова и Куинтон. Без сожалений

Соренсен Джессика

* * *

– Что мы здесь делаем?
– спрашиваю я Куинтона, стоя на краю обрыва и глядя на землю под нами. Холмы тянутся на мили и мили, пока не соединяются с горизонтом.

– Мы обретаем мир и покой, - говорит он, и я, чувствуя взгляд его медово-карих глаз, поворачиваюсь и смотрю на него.

Он выглядит лучше, чем в прошлый раз, когда я его видела, более мускулистый, глаза ярче, волосы коротко острижены, как будто я впервые встретила его. Он не надел рубашку, видно шрам на его груди и татуировки

на руке: Лекси, Райдер и Никто. Хоть я и знаю, что шрам и татуировки имеют отношение к аварии, я знаю это только из новостных материалов, которые нашла в интернете. Куинтон никогда не говорил мне ничего о том, что произошло в ту ночь, и я удивлюсь, если когда-нибудь расскажет.

– Что?
– спрашивает он, поднимая бровь, и я понимаю, что молча уставилась на него.

Я качаю головой, все еще не в состоянии отвести от него взгляд. – Ничего, - говорю я.
– Мне просто интересно...
– я запинаюсь.
– Не обращай внимания.

Он протягивает руку и прикасается ладонью к моей щеке.
– Это не ничего, Нова. Пожалуйста, просто скажи мне... я хочу знать... я хочу знать все, о чем ты думаешь.

Это такой честный вопрос, что мне требуется всего секунда, чтобы ответить. – Я думала о твоих татуировках и шраме, и что они значат.
– Как только слова слетают с моих губ, я понимаю, что сказала не то.

Я вижу, как его мускулы напрягаются, пальцы сжимаются в кулаки, губы превратились в тонкую полоску. Я хочу забрать свои слова обратно, но слишком поздно, и вдруг он уходит от меня.

– Не уходи, - взываю я, потянувшись к нему, но мои ноги не двигаются.
– Пожалуйста, я не хотела.

Он качает головой, его кожа бледнеет, мышцы сдуваются, пока он не выглядит как скелет. В его глазах становится пусто, и скулы приобретают более резкие очертания. Когда его тела изменяется, он выглядит так же, как Куинтон, которого я видела в последний раз, того, кто потерял свое тело из-за героина. Того, кто отказался от жизни. Того, кто хотел умереть, потому что ненавидел себя.

– Извини, - говорит он совсем не то, что я ожидала.

– За что?
– задаю вопрос, опустив руки.

– За это, - он бежит в сторону обрыва, будто собирается прыгнуть.

– Нет!
– кричу я, когда он оказывается у самого края.

Наконец, мне удается сдвинуться и побежать за ним, но уже слишком поздно. Он летит по воздуху, и падает со скалы на каменистое дно...

Мои глаза распахиваются, и я хватаю воздух. Мне хватает секунды, чтобы сориентироваться, и я, наконец, осознаю, что это был сон, и я не на обрыве, наблюдаю, как Куинтон падает, а лежу на диване в обнимку с Тристаном, наши ноги переплетены. Мои глаза расширяются, когда я понимаю это, и я спешу выпутаться из его объятий. В итоге я соскальзываю с дивана и падаю лицом на пол. Быстро сажусь, беспокоясь, что он может проснуться и спросить,

что происходит. Мне плохо его видно, потому что уже ночь и в гостиной темно, за исключением света, льющегося через окно и с телевизионного экрана, на котором одна рябь, так как фильм давно закончился. Но я слышу легкий звук дыхания, который, я надеюсь, означает, что он спит.

Я поднимаюсь на ноги, стряхивая остатки ужасного сна, и на цыпочках иду в свою комнату. Закрываю за собой дверь и достаю телефон из кармана. Я хочу позвонить Куинтону, но сама мысль об этом с телефоном в руке приводит меня в ужас. Кроме того, что если он спит или занят?

Сейчас десять часов, а в Сиэтле девять, так что это кажется вполне вероятным. Дрожащими руками около десяти минут перебираю свою коллекцию дисков, не выпуская телефон из рук, мои привычки ОКР [3] дают о себе знать. Наконец, осознав, что мне просто придется это сделать, я плюхаюсь на кровать и набираю домашний номер телефона Куинтона, который мне дал Тристан.

Я кладу голову на подушку и смотрю в потолок, слушая телефонные гудки, и пытаясь понять, что сказать. Мне нужно быть осторожной со словами - убедиться, что я не говорю ничего, что может расстроить его или оказать на него давление. Но как это правильно сказать? Я не уверена, тем более, у меня много вопросов, сидящих на языке, например, что происходит? В порядке ли он? Скучает по мне? Хочет ли увидеть меня снова?

– Алло, - слышу я уставший мужской голос после четырех гудков.

– Эм... могу я услышать Куинтона?
– спрашиваю я, волнуясь, что разбудила его отца.

– Кто это?
– задает он вопрос ребром.

Я в замешательстве. Он вообще знает, кто я?
– Эм... Нова Рид.

Он делает паузу.
– Нова Рид, дочь Керри Рид, верно?
– я почти забыла, что он знает мою маму, потому что именно она уговорила его искать сына, когда Тристан и я потеряли Куинтона, и он жил на улице в Лас-Вегасе.

Я немного расслабляюсь.
– Да, она самая, - говорю я, стараясь сохранить непринужденный тон.
– Знаю, что уже поздно, но я хотела бы поговорить с ним.

Он молчит, и я переживаю, что, возможно, Куинтон сказал ему, что не хочет со мной разговаривать. Возможно, он сказал Тристану, что я могу позвонить только потому, что почувствовал давление, а затем передумал.

Но затем его отец говорит, - Дай-ка я посмотрю, проснулся ли он.

– Хорошо, спасибо, - я кусаю ногти, пока жду. Слышу звук шагов и открывающуюся дверь. На фоне играет музыка. «Cover Me» от Candlebox. Я рассеянно встаю с постели и включаю свой iPod на док-станции на эту же песню, достаточно тихо, чтобы он не услышал ее, но достаточно громко, чтобы мне было слышно. Это помогает мне почувствовать связь с ним, но опять же, мои эмоции очень сильно связаны с музыкой.

Музыка на другом конце становится тише, пока я иду обратно к кровати. Его отец что-то говорит, ему отвечают, и тогда я слышу, - Нова Рид.

Наступает тишина, слышится только песня Candlebox. Задерживаю дыхание, лежа на кровати, опасаясь, что его отец вернется к телефону и скажет, что Куинтон не хочет со мной говорить. Вместо этого раздается стук, сопровождаемый шорохом. Дверь закрывается, а затем я слышу тихое дыхание на другом конце.

– Привет, - произносит тихо Куинтон, как будто боится говорить.