Нова. Да, и Гоморра
Шрифт:
– Никогда Тййи не ошибается.
– Ты считаные лицо секунды видела Князя. В лице человека линии обозначены судьбы. – Лорк упер кулаки в бедра. – На моем по разлому можешь где мою эти судьбу линии сказать пересекут?
– Капитан, нет… – Взгляд упал на руки. Для недвижных пальцев карты, казалось, слишком велики. – Я карты раскладываю только и гадаю.
– Я не видел никого, кто гадал бы на Таро, с универа. – Кейтин смотрел на Мыша. – На философском семинаре был один персонаж из Плеяд, вот он умел гадать. Одно время я, пожалуй, мог считаться адептом-любителем «Книги
Подтверждения не последовало.
– Ну же. Погадай мне, Тййи. – Кулаки Лорка спрыгнули с бедер.
Тййи кончиками пальцев касалась золотых рубашек. Со своего места у основания пандуса она смотрела в пространство между Кейтином и Лорком: серые глаза полуприкрыты эпикантусом.
Сказала:
– Погадаю.
– Мыш, – позвал Кейтин, – иди сюда, посмотри. Поделись мнением об искусстве…
Мыш вскочил, освещенный шахматной доской:
– Эй!..
Все повернулись на сломленный голос.
– Вы в это верите?
Кейтин поднял бровь.
– Вы называли суеверным меня, потому что я плюнул в реку? А теперь читаете будущее по картам? Аннн! – Он издал не совсем такой звук. Но этот звук означал отвращение. Золотая серьга тряслась и мерцала.
Кейтин нахмурился.
Рука Тййи зависла над колодой.
Мыш бешеным рывком одолел полковра:
– Вы правда хотите узнать, что будет, разложив карты? Это глупо. Это суеверие!
– Мыш, вовсе нет, – возразил Кейтин. – Кто бы мог подумать, что именно ты…
Мыш махнул рукой и рассмеялся хриплым лаем:
– Ты, Кейтин, – и карты. Ну ты даешь!
– Мыш, на деле карты ничего не предсказывают. Они всего лишь предлагают грамотный анализ обстоятельств…
– Карты неграмотны! Они из металла и пластика. Они не знают…
– Мыш, семьдесят восемь карт Таро – это символы и мифообразы, которые повторялись и отражались все сорок пять веков человеческой истории. Тот, кто понимает эти символы, способен сконструировать диалог относительно данной ситуации. Никаких суеверий. «Книга перемен», даже «Халдейская астрология» обращаются в суеверие, только если ими злоупотреблять, считать, что они приказывают, а не направляют и советуют.
Мыш опять издал этот звук.
– Мыш, ну правда! Чистейшая логика. Твои взгляды устарели на тысячу лет.
– Эй, капитан? – Мыш одолел остаток ковра, выглянул из-за Лоркова локтя, скосился на колоду у Тййи на коленях. – Вы верите в эти штуки? – Его рука упала на предплечье Кейтина, словно касание могло запретить тому двигаться.
В глазах тигра под ржавыми бровями блеснула боль; Лорк осклабился:
– Тййи, на картах мне погадай.
Она перевернула колоду и стала перекладывать картинки…
– Капитан, одну выбирайте.
…Из руки в руку.
Лорк присел на корточки, всмотрелся. Вдруг остановил переходящие карты указательным пальцем:
– Космос, кажется. – Он назвал карту, на которую упал палец. – В этой гонке Вселенная приз наш. – Поднял глаза на Мыша и Кейтина. – Как думаете, выбрать Космос для начала гадания? – Обрамленная исполинскими плечами «боль» теряла остроту.
Мыш в ответ скривил темные губы.
– Давайте, – сказал Кейтин.
Лорк вытащил карту:
Утренняя дымка обвила березы, тисы и остролисты; на полянке нагая фигурка прыгала и кувыркалась на голубой заре.
– О, – сказал Кейтин, – Пляшущий Гермафродит, союз всех мужских и женских принципов. – Потер ухо двумя пальцами. – Знаете, где-то триста лет, с тысяча восемьсот девяностых по конец начала космической эры, христианизированная до неприличия колода карт Таро, созданная другом Уильяма Батлера Йейтса, была так популярна, что почти уничтожила изначальные образы.
Лорк наклонил карту, и дифракционные изображения зверей, мигнув, исчезли в таинственных зарослях. Ладонь Мыша на Кейтиновой руке напряглась. Он вопросительно поднял подбородок.
– Звери Апокалипсиса, – ответил Кейтин. Показал через плечо капитана на четыре угла рощи. – Телец, Лев, Орел, а это обезьяноподобное созданьице на заднем плане – карликовый бог Бес, изначально египетский и анатолийский, защитник рожениц, гонитель скаредных, божество щедрое и страшное. Одна его статуя довольно известна: припал к земле, ухмыляется, показывает клыки, совокупляется с львицей.
– Ага, – прошептал Мыш. – Видал я эту статую.
– Честно? Где?
– В музее. – Мыш пожал плечами. – В Стамбуле, наверное. В детстве, меня водил какой-то турист.
– Увы, – задумался Кейтин, – я довольствовался трехмерными голограммами.
– Только он не карлик. Он… – скрежет прервался, Мыш глянул на Кейтина, – в два раза выше тебя будет. – Зрачки Мыша закатились в мгновенном воспоминании, показав прошитый венами белок.
– Капитан фон Рэй, вы Таро знаете хорошо? – спросил Себастьян.
– Мне гадали на картах всего ничего, – объяснил Лорк. – Матери не нравилось, когда я слушал гадалок, которые выставляли свои столики на улицу, под стыки ветрозащиты. Помню, мне было лет пять-шесть, и я умудрился потеряться. И пока бродил по совсем незнакомому району Ковчега, подошел к гадалкам, и они предсказали мне будущее. – Он засмеялся; Мыш, считывая надвигавшиеся эмоции неверно, ожидал гнева. – Когда я вернулся и рассказал матери, она страшно расстроилась и велела никогда больше так не делать.
– Она знала, что это все глупость! – прошептал Мыш.
– Что сказали карты? – спросил Кейтин.
– Что-то о смерти в семье.
– Кто-нибудь умер?
Глаза Лорка сузились.
– Примерно через месяц моего дядю убили.
Кейтин размышлял над звуками «м». Дядя капитана Лорка фон Рэя?
– Но карты хорошо не знаете вы? – переспросил Себастьян.
– Только названия нескольких… Солнце, Луна, Повешенный. Однако значения не изучал их я никогда.
– А. – Себастьян кивнул. – Первая карта выбранная всегда сами вы. Но Космос – Старших Арканов карта. Человеческое не может существо представлять. Выбирать нельзя ее.