Новочеркасск: Книга первая и вторая
Шрифт:
— А что, если я вас, мерзавца, отдам в их руки?
— Не имеете права, — мгновенно побледнев, пробормотал задержанный.
Брови чекиста угрюмо сдвинулись.
— Ага, теперь вы о правах заговорили. Возможно, уголовный кодекс республики прочли, прежде чем оружие против Страны Советов поднимать? — Он ткнул в него коротким указательным пальцем. — Кто вы?
Диверсант опустил голову.
— Отпираться бесполезно, — сказал он хмуро. — Когда остаешься без последнего шанса, игра проиграна, каким бы опытным игроком ты ни был…
— Верно, — усмехнулся Ловейко, — теперь все шансы в наших руках, в большевистских.
— Поручик лейб-гвардии казачьего полка Сташинский, — отчеканил белобандит.
— Спасибо за признание, — недобро усмехнулся Ловейко и кивнул на труп несчастного стрелочника. — Так это ваши две пули в нем?
— Сожалею, что не три.
— Три пули вы и сами получите по приговору военного трибунала, — взорвался молчавший до этого Павел Сергеевич, но тотчас же почувствовал на локте жесткие пальцы чекиста.
— Представитель городской власти, где же ваша выдержка? — шепнул ему на ухо Ловейко.
— Извини, пожалуйста, — так же тихо ответил ему Якушев.
Толпа надвинулась, грозно загудела.
— Да что там с ним церемониться! — раздался полный ярости голос. — Надо его мордой по рельсам до самого вокзала протащить!
— Камнем по черепу пора треснуть белобандита!
— Повесить немедленно за дядю Колю! — закричал круглолицый парень в казачьих штанах с лампасами и залатанных сапогах. — У стрелочника четверо сирот остались мал мала меньше.
— Тише, граждане! — перекрыл Ловейко весь этот шум своим басом. — Революционный суд во всем разберется и вынесет справедливый приговор. А сейчас я при вас, как при свидетелях, хочу задать этой контре один вопрос. — Толпа стихла, и голос чекиста в наступившей тишине прозвучал грозно: — Гражданин бывший поручик бывшей царской гвардии, вас было трое?
— Так точно, — растерявшись, ответил арестованный.
— Один из троих убит. Второго не позднее чем через день-два найдут и посадят. Стало быть, судьба его тоже, считай, решена. Не сомневаюсь, что третьему, то есть вам, суд вынесет самый суровый приговор. А теперь ответьте на такой вопрос, господин бывший поручик Сташинский. Сколько советских людей вы надеялись уничтожить, взорвав сорок четыре цистерны с горючим?
— Чем больше, тем лучше! — выкрикнул задержанный, и снова зашумела, заволновалась толпа.
Ловейко поднял руку. Сдерживая и свою ярость, и этот ропот, сказал:
— Вы уничтожили одного человека — путевого обходчика, а диверсия осталась неосуществлённой. Как видите, ни один советский человек больше не пострадал. Увести его!
Когда арестованного увезли, Ловейко отвел Якушева в сторону:
— Я не уверен, что эта акция является самодеятельностью. Давайте вспомним. За один лишь месяц пожар на хлебокомбинате, два убийства, и вот третья, самая опасная, но провалившаяся, к счастью, диверсия. Убежден, что в нашем городе работает хорошо спланированное белогвардейское подполье. Вечером тебе позвоню, Павел Сергеевич.
В конце дня Якушев еще раз услышал голос Ловейко:
— Добрый вечер, дружище. Подозрения мои полностью оправдались. Арестованный раскололся на допросе и признал существование белогвардейского центра в Новочеркасске. Божится, что руководителей не знает, а держал связь лишь с одним из его представителей. Дом этого бандита берем под наблюдение. Всего доброго, Павел Сергеевич. Если
Промелькнула неделя. Работа настолько поглотила Якушева, что у него не выдавалось ни одного свободного вечера на отдых. Даже брата родного не смог навестить за это время ни разу: десятки людей, явившихся по неотложным делам, заполняли приемную, и даже отважная секретарша Валечка была не в силах задержать это нашествие. Она только раскрывала время от времени дверь и с порога произносила: «Павел Сергеевич, к вам завгороно Позднышев», или: «В приемной городской архитектор с планами застройки Хотунка. Спрашивает, когда сможете выслушать». И, потирая со вздохом лоб, Якушев произносил: «Давай начальника наробраза», «Впусти архитектора».
Закончив прием, он садился в автомобиль и выезжал на объекты.
Трудно жилось Новочеркасску в те дни. Стоило прохожему сойти с более или менее чистых и благоустроенных Платовской и Московской улиц, как он попадал в мир заросших лопухами и крапивой пустырей, в царство опустевших дворов, покинутых хозяевами то ли в нелегкое время боев за город, то ли в год опустошительного голода и тифа. Но сейчас улицы стали заметно оживляться, на пустырях не только жгли бурьян, но и рыли фундаменты для новых построек.
Якушев получил в свое распоряжение зеленый «форд» с открытым верхом и клаксоном, который довольно бойко воспроизводил мотив «Кукарачи», когда надо было попугать зазевавшегося пешехода или кумушек, остановившихся посудачить на самой середине какой-нибудь городской улицы. Однажды секретарша вошла к нему в кабинет без вызова и положила с усмешкой на стол картонный листочек.
— Что это? — озадаченно спросил он.
— А вы почитайте, — прыснула Валечка в кулачок.
Якушев, вглядываясь в шрифт, приблизил листок к глазам: «Ордер номер три на пошивку костюма из материала бостон». Он еще не успел никак прореагировать на эту неожиданность, как позвонил первый секретарь горкома партии Тимофей Поликарпович Бородин.
— Здравствуй, Павел. Тебе Валентина передала мой подарок?
— Передала, Тимофей.
— Учти, таких ордеров на город всего десять.
— За чем же остановка? — обрадовался Якушев. — Вот и надо раздать их ударникам труда, а не таким чиновникам, как я.
— Кому раздать, мне лучше известно, — суховато остановил его первый секретарь. — Ударники ударниками, но чего же хорошего, если человек, исполняющий обязанности главы горсовета, будет носить пропотевшую гимнастерку! Чтобы через три дня явился в новом костюме и доложил. А то получил новую машину лучшей в мире фирмы «Форд», а военной формы не снимаешь. Того и жди, обитатели Новочеркасска решат, что объявлена мобилизация.
Пришлось повиноваться. Когда в своем первом после гражданской войны штатском костюме Якушев переступил порог приемной своего кабинета, Валечка всплеснула руками:
— Павел Сергеевич, да как же вы помолодели!
— Черт побери, — смутился Якушев, — все носил: и шахтерскую робу, и арестантский халат, и кавалерийскую шинель, а вот костюм из бостона, клянусь как на духу, — первый раз в жизни. А как же быть с орденами? Носить их или не носить?
— Носить! Конечно же носить! — пылко воскликнула Валечка. — И вопроса такого не задавайте. Они так красиво будут смотреться на вашем пиджаке.