Новогодняя ночь
Шрифт:
…Ритка может смотреть на Шорина бесконечно долго, не боясь, что он станет растерянно оглядываться, ища, кто так настойчиво на него смотрит, — он привык ко взглядам, спокойно работает, не замечая их. Шорин — невысокого роста, гибкий, где-то даже женственный. Играет он обычно интеллигентных мужчин с мягким и ровным характером. Сейчас на нем светло-серый костюм и поверх — шикарная нейлоновая куртка с молниями. Пожалуй, он все-таки немного работает на публику — то энергично встряхивает головой, то
Около Ритки останавливается костюмер Нина.
— Ну, о чем мечтаешь? Слушай, где Степке куртку взять?
— Какую куртку?
— Он в Киеве забыл свою куртешку — 56 размер. Вот и найди попробуй. Снять с кого-нибудь нужно. Смотри по сторонам: может, где увидишь такую? Да ты на кого смотришь? На Рыжика что ли?
— На какого Рыжика?
— На нашего — на Шорина. Его ж покрасили, ты что ж, не заметила?
И правда, волосы Шорина теперь отливают каштановым блеском.
— А зачем?
— Специально под тебя, чтобы вы с ним гармонировали.
— Так я же не в кадре, — кокетливо отвечает Ритка и смеется.
— Сомову не понравилось, что на фоне черного асфальта — черные волосы.
Сомов, режиссер их фильма «Авария», важно ходит неподалеку, далеко отбрасывает длинные ноги. «Вот уж кто с асфальтом сливается», — думает Ритка, глядя на его черный кожаный плащ, черный берет, черные вельветовые брюки и черные ботинки.
— Ну, Шорин ладно, — говорит Нина, — но эту дурочку Ларису зачем взяли? Актриса называется. Да она даже в кадре не держится технически: то выпадет из него, то из резкости выходит. Вчера-то на съемках видела? Эпизод с больным ребенком, которого выносят из самолета? Дали ей сверток, так она идет, столбиком его держит (и это женщина с двумя детьми), а потом как треснула его об люк! Шла вон на таких каблуках… Представляю, если б у ней, действительно, ребенок на руках был! И зачем Сомов ее взял?
— Ну, режиссеру виднее, — солидно отвечает Ритка.
Нина улыбается и отходит, напевая:
— Жираф большой, ему видней.
Съемочный период их картины подходит к концу, поэтому нужно снимать с утра до позднего вечера, пока не валишься с ног, — через неделю они должны вернуться из Москвы в Киев.
Ритка привыкла в киноэкспедициях не спать ночами, выдерживать любые нагрузки, а тут ей это все — и вовсе нипочем, здесь — Шорин, ради него она готова болтаться на съемочной площадке сколько угодно. И дело не в том, что он — кинозвезда. Киношников звездами не удивишь.
Когда Ритка впервые увидела Шорина, она тоже не особо удивилась: ну Шорин и Шорин, неплохой, вроде, мужик — и только. Хотя стаж работы на студии у Ритки небольшой: три года после школы, но и она успела повидать многое.
Шорина
— Да что говорить, — сказал Сомов в минуту откровенья, хотя и не в его привычке разбирать фильм перед группой, которая его ставит, — фильм достаточно средний, — но тут же добавил, — ничего страшного, на экранах он пойдет, эдакий боевичок, да вот Шорин у нас играет, — и чуть помедлив, сказал, — ну и Лариса…
Шорин относился к этому фильму немного иронически, от возможности выбирать роли он перешел к следующему этапу: иногда позволить себе сыграть в средненьком фильме, зная, что это не умалит его в глазах поклонников.
…Ритка подумала вдруг о своей привычке, установившейся в последние дни, сравнивать всех мужчин с Шориным — она и раньше влюблялась в кого-то, но там было все не так, тех она ни с кем не сравнивала, а просто отделяла от других, а сейчас она искала в мужчинах черты Шорина, и если находила, то вдруг пугалась этого, то наоборот радовалась своим маленьким открытиям. Да и вся любовь ее к Шорину началась мимолетной пронзительной болью от незащищенности ее глаз, когда на какой-то ее обычный вопрос он только и спросил: «Правда?»
…На съемочной площадке произошла заминка, словно распалась цепочка, все разошлись по сторонам, заходили, забегали. Шорин отделился от суетящихся людей и неторопливо подошел к Ритке:
— Лихтваген там потеряли, вот я прямо к тебе. Ну, о чем будем сплетничать?
— О чем угодно, — с готовностью ответила она.
— Муженек, изменяешь? — к ним подошла Лариса, по фильму — жена Шорина. — Изменяешь с молодой, красивой?
— А ты не подглядывай, это недостойно добропорядочной супруги, — ответил Шорин и, взяв под руку Ритку, повел ее к автобусу.
Осветитель Петр Сидорович сидит все там же, правда, с бутербродом он давно справился и теперь взялся за термос с кофе, который подвесил на груди.
— Петр Сидорович, там по вашей части, — говорит Шорин, — лихтваген привозили или нет — как снимать будем?
Петр Сидорович безразлично махнул рукой:
— Без меня найдут, — но все же ворчливо встал и ушел.
— Ты поступать-то куда собираешься? — спрашивает Шорин у Ритки. — Или помрежем до пенсии будешь?
Говорит он шутливо, но Ритке не нравится, когда ее начинают наставлять «на путь истинный», напоминать об институте, словно с ней больше и говорить не о чем, поэтому она отвечает упрямо:
— До пенсии помрежем буду.
— Ты что такая сердитая? — Шорин не принимает ее обиженного тона и продолжает шутливо. — Плох тот солдат, который не мечтает быть генералом.
— Да я и собираюсь во ВГИК, — вдруг отходит Ритка, — уже на конкурс работы послала.