Новопотемкинские события

Карамов Сергей Константинович

– Нет, не об этом я… У тебя одни шпионы в голове! Проверь его дело, кто таков, откуда, родители, работа.

– Это запросто. Можем даже его телефонные разговоры прослушать.

– Нет, пока его дело мне принеси.

Антохин посмотрел на часы, поднялся, стал прощаться:

– Мне пора, Демид Демидович.

Оставшись один, Горемыков выпил рюмку водки, закусывая конфетой.

Но долго в одиночестве он не остался: в кабинет вошли двое.

Одного из вошедших мы уже представляли нашему читателю – Подпевалов, а о другом поговорим отдельно.

То был средних лет небритый человек с короткой стрижкой

в черном костюме; его длинные пушистые и аккуратно постриженные усы очень напоминали щетку для обуви. Звали его Лазонтьев Даниил, работал он телеведущим. По профессии Лазонтьев был журналист, но всегда он просил называть его не журналистом, а публицистом. На местном телевидении «Наше зрение» он вел собственную программу под названием «Отдельное мнение»; мнение, как считали некоторые остряки, и вправду было отдельным мнением, чьё это было мнение, которое озвучивал в эфире Лазонтьев, он никогда никому не говорил, считая, что оно было якобы его собственным отдельным мнением, хотя никому иному так открыто и так свободно высказывать отдельное свое мнение не разрешалось.

С недавних пор Лазонтьев вступил в партию «Единое Новопотемкино», часто приглашал в свою передачу Подпевалова для пространных интервью и долгих диалогов.

Очень многие сотрудники телеканала не захотели работать с Лазонтьевым, прося перевести их в другую передачу, некоторые даже уволились, чтобы не работать с таким ведущим. Многое не нравилось коллегам в Лазонтьеве: его небритое лицо, ехидные комментарии и ответы, неумение слышать собеседника, если тот не высокий начальник, подчас лизоблюдство. Коллеги говорили за его спиной: «Лазонтьев говорит – ветер носит».

Этот вечно небритый и ехидный человек считался мастером манипулирования словом.

Говоря образно, на этом он съел собаку и всё семейство псовых. Слушая его, воистину понимаешь старую поговорку: «Словом можно лечить и убить». Конечно, убивать пока словом ему не приходилось, но по силе произносимых слов в минуту Лазонтьев может посоревноваться с силой извергающегося вулкана, цунами или с молнией. Часто в своей программе он пытался подражать Горемыкову, перенимая манеру того говорить медленно, часто повторяя одни и те же слова, делая паузы к месту или не к месту, явно желая польстить мэру и в то же время привлечь внимание телезрителей к тому или иному своему слову.

Не поняв и не восприняв восторженно демократические, только начавшиеся преобразования в стране, он затаил злобу, которую в настоящий момент с неприкрытой радостью изливал на всех демократов, благо Горемыков это ему не запрещал.

Нельзя не сказать о своебразном языке едкого публициста: сочетанию советского шаблона, сменившемся языком демократических преобразований, приблатненных шуточек, хамоватых фраз с люмпенскими интонациями и державной патетики.

Но самое интересное заключается в том, что многие телезрители гадали, кто же именно автор подобного стиля выражения своих гениальных мыслей, жемчужин иронии: Лазонтьев или сам мэр Горемыков, так как часто Горемыков в эфире говорил ту или иную удивительную фразу, которую повторяли на все лады его замы, также члены партии «Единое Новопотемкино» и некоторые журналисты, особенно Лазонтьев. Скорее всего, как размышляет автор, Лазонтьев почерпнул многое в манере говорить и чеканить свои исторические фразы у Горемыкова, после чего, творчески развивал этот своебразный хамовато-люмпенский стиль с разными шуточками на телевидении. Лазонтьев часто повторял выражения Горемыкова: «Уволить к свиньям собачьим!», «Надо делать не по Топтыгину, а по уму!», «Хватит сопли есть!» или «Хватит лопли жевать!», «Бить надо один раз, но точно попасть между ног», «Мы так убьем двух зайцев! (можно и остальных гадов»), «Всех шакалящих гадов перебью!».

Увидев вошедших, Горемыков улыбнулся:

– Приветствую обоих! Присаживайтесь, не говорю «садитесь».

– Однако пусть сидят наши враги и очень долго сидят, – моментально отреагировать на предложение мэра Лазонтьев.

– Зачем пожаловали ко мне?

– Вас, честно говоря, всегда приятно видеть, – откровенно произнес Подпевалов.

– Ой, может, еще ты, как девка, мне комплименты говорить будешь? – хохотнул Горемыков.

– Нет, извините….

– Я поручил Антохину выяснить про этого нового твоего депутата Твидоплясова.

– Его фамилия – Видотрясов, – поправил мэра Подпевалов.

– Не знаю, не знаю, чем он трясёт и где этим занимается, – усмехнулся Горемыков. – Ну, будете по рюмочке?

– Нет, спасибо.

– Обижаете, – настаивал Горемыков, наливая в две рюмки водку и ставя рюмки рядом с гостями. – Ну, за что пьем?

Подпевалов сидел молча, не двигаясь, смотря на Горемыкова, как на икону.

Лазонтьев поднял рюмку, шутливо сказав:

– Однако, чтоб наш Крестовский жизнь всю сидел в Крестах! Чтоб было всё по уму, а не по Топтыгину!

– Гм, неплохо сказано, – похвалил Лазонтьева Горемыков.

– Я еще не закончил… Пьем за наше светлое всё – за нашего мэра Горемыкова Демида Демидовича, который принесет горе всем своим врагам!

Подпевалов одобрительно кивнул, хлопая и говоря с восхищением Лазонтьеву:

– Ты – настоящий оратор!

– Стараюсь.

– Закусывайте конфетами, – предложил Горемыков.

Короткая пауза.

Горемыков почувствовал, что опьянел, но все равно налил себе еще водки в рюмку и залпом выпил. Водка всегда располагала его к задушевному разговору.

– Как успехи? – спросил он Лазонтьева.

– Однако каждый день выступаю со своей программой в эфире.

– Похвально, всё ты о политике там говоришь, да? – икнув, продолжал Горемыков.

– Да.

Рзадался стук в дверь, вошел Миловидов.

– Пришел? Ну, присаживайся рядом с гостями, – сказал гостю Горемыков. – Вовремя пришел, как раз тебя ждал, чтобы поговорить о твоем телеканале «Наше зрение».

– А что о нем говорить? – не понял Миловидов. – Там всё нормально.

– Мда, неужели?.. «Наше зрение» не видит или не хочет видеть положительных сдвигов в обществе! – сердито произнес Горемыков.

Подпевалов вытащил поспешно блокнот и ручку, готовясь записывать распоряжения мэра.

– Да, в эфире меня показывают, но нужно показывать там каждый день. Каждый день! Ясно? Каждый! Каждый день! – вдалбливал свою мысль гостям Горемыков, пристально глядя на притихшего Миловидова. – Каждый день меня нужно показывать по любому поводу! По любому поводу! Особенно, когда на носу избирательная кампания.

– И когда разные типы суют свой грязный нос в демократический процесс проведения этих выборов, – попытался пошутить Лазонтьев.