Новые мелодии печальных оркестров (сборник)
Шрифт:
– Да.
– Я подумала… – Сиделка заколебалась. – Я подумала, миссис Хемпл, вам обоим пошло бы на пользу, если это сделаете вы, а не я.
Луэлла поспешно помотала головой.
– О нет, – сказала она, – сегодня я не в состоянии.
Сиделка смерила ее странным взглядом. Внезапно Луэлле стало жалко Чарльза, она склонилась и ласково поцеловала его в щеку. Потом молча вернулась к себе, надела пальто и шляпу и с чемоданом в руке направилась к парадной двери.
В прихожей Луэлле тут же бросилась в глаза тень. Если
– Я думала, вы ушли, – со слезами в голосе сказала она. – Я ведь просила вас уйти.
– Скоро уйду, – отозвался доктор Мун, – но я не хочу, чтобы вы повторили прежнюю ошибку.
– Никакой ошибки я не совершаю – я оставляю позади свои прежние ошибки.
– Вы хотите оставить позади самое себя, но это невозможно. Чем больше вы стараетесь убежать от себя, тем вернее остаетесь собой.
– Но мне необходимо уйти, – яростно возразила она. – Это дом смерти и краха!
– Краха еще не было. Вы только начали.
Луэлла встала.
– Дайте мне пройти.
– Нет.
И тут она сдалась, как бывало каждый раз при их разговорах. Она закрыла лицо руками и заплакала.
– Отправляйтесь обратно и скажите сиделке, что сами повезете мужа на прогулку.
– Не могу.
– Можете.
И снова, посмотрев на доктора Муна, Луэлла поняла, что подчинится. Сознавая, что дух ее сломлен, она подхватила чемодан и направилась обратно.
V
Отчего доктор Мун заимел над ней такую удивительную власть, Луэлла не понимала. Но с течением времени она обнаруживала, что исполняет многие обязанности, прежде бывшие ей ненавистными. Она осталась в доме с Чарльзом, а когда он окончательно поправился, бывала с ним на званых обедах и в театре, но только если он сам выражал такое желание. Кухню она посещала каждый день, с неохотой, но присматривала за домашним хозяйством – сперва из страха, что все вновь пойдет кувырком, а потом по привычке. Причем ее не оставляло чувство, что ее поведение как-то связано с доктором Муном: он словно бы постоянно рассказывал ей что-то важное о жизни или почти рассказывал, но что-то и таил, боясь, что она узнает.
Когда возобновилось их нормальное существование, Чарльз, как заметила Луэлла, сделался не таким нервным. Он расстался с привычкой тереть лицо, и если мир не дарил Луэлле столько радости и счастья, как прежде, на нее нисходило иной раз спокойствие, какого она никогда раньше не испытывала.
И вот в один прекрасный день доктор Мун сказал ей, что уходит.
– Как так, навсегда? – испугалась Луэлла.
– Навсегда.
Был странный миг, когда она не знала, радуется или сожалеет.
– Я вам больше не нужен, – заявил он спокойно. – Вы сами не понимаете,
Он подошел, сел рядом на диван, взял ее руку.
Луэлла молчала и настороженно слушала.
– Мы договариваемся с детьми о том, что им можно сидеть и наблюдать, но в действии не участвовать. Но если они уже выросли, однако продолжают наблюдать, значит, кто-то должен работать вдвойне, еще и за них, чтобы они могли наслаждаться роскошью и блеском этого мира.
– Но мне хочется роскоши и блеска, – возразила Луэлла. – Это все, что есть хорошего в жизни. Нет ничего порочного в желании, чтобы жизнь не стояла на месте.
– Она и так может не стоять на месте.
– Как?
– Это зависит от вас.
Луэлла удивленно раскрыла глаза.
– Настал ваш черед сделаться средоточием, давать окружающим то, что вы до сих пор только получали. Младшим давать надежность, мужу – покой, старшим – некоторое милосердие. Нужно, чтобы люди, которые на вас работают, могли в вас верить. Нужно не порождать неприятности, а улаживать их, быть терпеливей, чем средний человек, и делать не меньше, чем приходится на твою долю, а чуточку больше. Роскошь и блеск этого мира в ваших руках.
Внезапно доктор Мун оборвал себя.
– Встаньте, – сказал он, – подойдите к зеркалу и скажите, что вы видите.
Луэлла послушно встала и подошла к венецианскому трюмо – покупке, сделанной в медовый месяц.
– Вижу несколько новых складок. – Она потрогала пальцами переносицу. – И тени в уголках… это, наверное, морщинки.
– Это вас огорчает?
Она быстро обернулась:
– Нет.
– Понимаете, что Чака больше нет? Что вы его больше никогда не увидите?
– Да. – Она медленно провела рукой по глазам. – Но это, кажется, было давным-давно.
– Давным-давно, – повторил он. – Вы сейчас меня боитесь?
– Больше не боюсь. – Она откровенно добавила: – Теперь, когда вы уходите.
Доктор Мун шагнул к двери. Он выглядел сегодня особенно вялым и еле двигался.
– Дом под вашим присмотром, – устало проговорил он шепотом. – Если здесь светло и не холодно, это ваши свет и тепло. Если здесь воцарится счастье, это будет ваша заслуга. Вас ожидают в жизни радости, но только никогда больше их не ищите. Теперь это ваша задача – хранить очаг.
– Не посидите ли еще? – осмелилась предложить Луэлла.
– Времени нет. – Его голос звучал так тихо, что слова были едва слышны. – Но помните: если вы будете страдать, я всегда готов помочь – насколько достанет моих сил. Я ничего не обещаю.
Доктор Мун открыл дверь. Пока не поздно, нужно было задать вопрос, который интересовал Луэллу больше всего.
– Что вы со мной сделали? – воскликнула она. – Почему я больше не горюю из-за Чака – вообще ни о чем не горюю? Скажите; я вроде бы вот-вот пойму, но все же не понимаю. Пока вы еще здесь – скажите, кто вы?