Новые мелодии печальных оркестров (сборник)
Шрифт:
Удовлетворенный, Бушмилл прекратил расспросы; никто не знал, что случилось с деньгами, а если бы и нашелся кто-то осведомленный, Бушмиллу показалось неловким глубже копаться в недавнем прошлом молодого человека. И все же, отправляя путешественников на поезд, он не упустил случая произнести напоследок несколько напутственных слов.
– Финансы я доверяю вам, потому что вы должны были усвоить урок, – сказал он Коркорану, – но не забывайте, что на сей раз распоряжаетесь не своими деньгами. Вам принадлежат только семьдесят пять долларов в неделю – это ваше жалованье. Все другие траты нужно заносить в книжечку и потом показать мне.
– Понятно.
– Первое – это тратить деньги осмотрительно и доказать мне, что
На свое первое жалованье Коркоран снабдил себя путеводителями и книгами по истории Голландии и Бельгии и вечером перед отъездом, а также в первый вечер в Брюсселе допоздна за ними сидел, накапливая сведения, с которыми не ознакомился раньше, в поездках с матерью. Тогда они не осматривали достопримечательности. Мать считала, что этим занимаются только школьные учителя и вульгарная туристская толпа, однако мистер Бушмилл дал понять, что Хэлли должна получить от поездки всю возможную пользу; нужно заранее готовиться к посещению очередного города и стараться ее заинтересовать.
В Брюсселе им предстояло пробыть пять дней. В первое утро Коркоран приобрел три билета на туристический автобус, и они осмотрели ратушу, дворцы, памятники и парки. Коркоран театральным шепотом поправлял исторические ошибки гида и остался очень собой доволен.
Но к концу дня, пока они все еще ехали, зарядил дождь, Коркорану наскучил собственный голос, вежливые «о, как интересно», произнесенные Хэлли и подхваченные ее матерью, и он задал себе вопрос, не слишком ли это много – пять дней на осмотр Брюсселя. И все же он, несомненно, произвел впечатление на дам, а также успешно начал осваивать роль серьезного и хорошо осведомленного молодого человека. Более того, он разумно распорядился деньгами. Вознамерившись было нанять на день частный лимузин, что стоило бы двенадцать долларов, он не поддался первому порыву и теперь собирался занести в книжечку всего лишь три доллара: по одному за автобусный билет. Эту запись он сделал для мистера Бушмилла перед тем, как засесть за книги.
Но первым делом Коркоран принял горячую ванну: ехать в одном салоне с обыкновенными туристами ему прежде не доводилось и он испытывал некоторую брезгливость.
На следующий день осмотр достопримечательностей продолжился, но продолжился и дождь, и вечером, к огорчению Коркорана, миссис Бушмилл почувствовала себя простуженной. Это был всего лишь насморк, но пришлось оплатить по американским ценам два визита врача, а кроме того, дюжину медицинских препаратов, которые, независимо от обстоятельств, всегда назначают европейские доктора, так что вечером в книжечке появилась обескураживающая запись:
Чтобы себя утешить, Коркоран подумал о записи, которую пришлось бы сделать, если бы он послушался своего первого побуждения:
На следующее утро миссис Бушмилл осталась в постели, а Коркоран с Хэлли на экскурсионном поезде отправились в Ватерлоо. Коркоран усердно проштудировал стратегию битвы и после краткого обзора политического положения начал объяснять маневры Наполеона, однако был разочарован безразличием Хэлли. За ланчем он обеспокоился еще больше. Он пожалел, что, вопреки своему первоначальному экстравагантному намерению, не захватил из отеля холодных омаров. Еда в здешнем ресторане оказалась отвратительной, и Хэлли переводила жалобный взгляд то на твердый картофель и застарелый
Они выходили из ресторана, и размышления Коркорана прервал голос Хэлли, в котором прозвучала новая нота.
– Возьмите такси, я хочу домой.
Он в ужасе обернулся.
– Как? Вы хотите вернуться, не осмотрев знаменитую музейную панораму, где запечатлены все сцены, где на переднем плане есть фигуры раненых и убитых в человеческий рост…
– Вот такси, – прервала его Хэлли, – быстрей!
– Такси! – простонал Коркоран, припуская по грязи за машиной. – И здешние таксисты – сущие разбойники; мы могли бы за ту же цену нанять туда и обратно лимузин.
Они возвращались в отель молча. Войдя в лифт, Хэлли внезапно смерила Коркорана решительным взглядом.
– Пожалуйста, наденьте сегодня костюм. Мне хочется пойти куда-нибудь потанцевать… И, пожалуйста, пришлите цветы.
Коркоран усомнился, что подобного рода развлечения были предусмотрены мистером Бушмиллом… в особенности если учесть, что, как он понял, Хэлли была практически помолвлена с мистером Носби, который должен был присоединиться к ним в Амстердаме.
Терзаемый сомнениями, он отправился в цветочный магазин и стал прицениваться к орхидеям. Однако букетик на корсаж из трех штук тянул на двадцать четыре доллара, и Коркорану не улыбалось вносить в книжечку такой расход. Нехотя он выбрал душистый горошек, но утешился, увидев его в семь вечера на мисс Бушмилл, вышедшей из лифта в розоволепестковом платье.
Коркоран был удивлен и немало растревожен ее красотой – он никогда еще не видел ее в вечернем туалете. Мелкие правильные черты приплясывали в восторженном предвкушении; Коркоран решил, что покупку орхидей мистер Бушмилл все же бы одобрил.
– Спасибо за чудесные цветы! – воскликнула она. – Куда отправимся?
– Здесь в отеле очень неплохой оркестр.
Ее лицо едва приметно вытянулось.
– Ну ладно, начнем отсюда…
Они спустились в полупустой холл, где там и сям томились в летней апатии группки обедающих. Когда заиграла музыка, лишь полдюжины американцев поднялись на ноги и с вызовом вышли на свободную площадку. Хэлли с Коркораном начали танец. Она удивилась его мастерству – подобным образом должны бы танцевать все высокие и стройные мужчины; он вел ее так деликатно, словно на глазах у нескольких сотен зрителей поворачивал в руках яркий букет или отрез драгоценной ткани.
Но когда музыка смолкла, Хэлли поняла, что зрителей не было и двух десятков: даже имевшаяся небольшая кучка после обеда начала вяло расходиться.
– Не отправиться ли нам в какое-нибудь место повеселее? – предложила Хэлли.
Коркоран нахмурился.
– Чем же здесь не весело? – встревоженно спросил он. – Мне нравится золотая середина.
– Вот-вот. Туда и отправимся!
– Я не о кафе, а о принципе, которым стараюсь руководствоваться. Не уверен, что вашему отцу понравилось бы…
Щеки Хэлли вспыхнули от злости.
– Отчего бы вам хоть немного не побыть человеком? Когда отец сказал, что вы родились в «Рице», я подумала, вы знаете толк в развлечениях.
У него не нашлось заготовленного ответа. В конце концов, разве не имеет девушка столь яркой внешности право на нечто большее, чем танцы в пустом зале отеля и автобусные экскурсии под дождем?
– Неужели в этом состоит ваше представление о бунтарстве? – продолжала она. – Случалось ли вам задумываться о чем-нибудь помимо истории и памятников? Да вы веселиться-то умеете?