Новые русские
Шрифт:
— Дочки, вам нравится этот джигит?
Юка молчит. Кука изгибается, как кошка, и шепотом спрашивает:
— А что с ним делать?
— А что вы обычно делаете с мужчинами? — игриво встревает Иголочкин.
— Презираем, — просто, без всякого раздражения отвечает Юка. Кука в знак согласия подползает к сестре и начинает ее ласкать. Почти детские руки с тонкими пальчиками скользят вокруг грудей Юки, напоминающих два теннисных мячика, отчего они немного раскатываются в стороны и наливаются силой, выталкивающей вперед кнопки сосков. Юка, поддаваясь желанию сестры, запрокидывает голову назад, заводит руки за спину и упирается ими в ковер. Вуаль сбивается набок
Темиров никак не реагирует на сексуальные упражнения своих прислужниц. Наоборот, понаблюдав за восхищенным Левой, серьезно спрашивает:
— А как с западным партнером, а?
— Будет, — завороженный Лева отвечает, лишь бы отделаться от разговора. Кука уже обняла свою сестру ногами и пальцами ног треплет ее короткие черные волосы, стремясь забраться за вуаль. Юка все шире расставляет колени. Лева уверен, что это делается специально для него. С чего бы им иначе заводиться? Он по-свойски обращается к Темирову:
— Жаке, позволь я их разок трахну?
— Этих детей?! В моем доме?! — с преувеличенным возмущением рычит Темиров.
— Они же сами меня соблазняют, — не унимается Иголочкин.
Жаке переводит разгневанный взгляд на Юку и Куку, предающихся обоюдным ласкам. Небрежно машет рукой в их сторону:
— Играют, забавляются. Они же дети. Котята несмышленые…
Лева демонстративно поворачивается к ним спиной. Девушки затихают. Лев как ни в чем не бывало отвечает Темирову:
— Есть зарубежный партнер. Очень богатый.
— Он согласится?
— Почему бы нет? У него большие деньги, и у тебя немалые. Мне бы с вас обоих успеть сорвать проценты.
Темиров оглядывается на девушек:
— А ну кыш отсюда!
Юка и Кука тут же исчезают. Он наливает коньяк себе и Иголочкину. Выпивают, закусывают казы. Жаке прикрывает глаза и начинает неспешно рассуждать:
— Мы должны открыть на Западе кодированный счет. Твой клиент, Аслан со своим фондом и я перегоняем капиталы на него. Чтобы снять деньги, достаточно будет двух подписей. Третья — не обязательна. Угадываешь мою мысль?
Иголочкин усмехается. Темиров, видать, вошел во вкус, собирается его руками убрать всех, мешающих продвижению его капиталов. Неужели он настолько наивен или самоуверен? Скорее простота и откровенность ею планов скрывают затаившееся восточное коварство. Лев решает не проявлять настороженность и подыгрывать бывшему казахскому министру.
— Идея богатая. Только, боюсь, если убрать иностранного партнера даже путем несчастного случая, на Западе обязательно проведут судебное расследование. А там везде законы. Придется искать нетрадиционные способы… Мне вряд ли по силам.
Жаке Темиров не любит, когда кто-нибудь ставит под сомнения его планы. Тем более полдела сделано. Фонд в его руках. Аслан выполнит любое требование и подпишет любую бумагу.
— Твой иностранец с чьим паспортом?
— Не
Темиров сердится не на шутку. Он не привык, чтобы какой-то сопляк разговаривал с ним на равных.
— Ты, дорогой, забываешь, кому служишь. В Москве, хоть и демократия на каждом углу, но почтение к старшим никто не отменял. Запомни, я не люблю болтать вокруг и около. Завтра же достанешь все сведения об иностранном партнере. Не сможешь, обойдусь без тебя. Хватит пить, иди работай! — скользнув по нему гневным взглядом раскосых полузакрытых глаз, Жаке повернулся спиной, давая понять, что разговор окончен.
Иголочкин собрался уходить. Но открывается дверь, и в комнату, увешенную коврами, которую она сразу узнала, входит Вера. На ее плечах нет шелкового покрывала, как в прошлый раз. При входе она наотрез отказалась от услуг неизвестных рук. Даже сапоги не позволила с себя снять. За ней в некотором смущении стоит Аслан. Не здороваясь, Вера взволнованным голосом спрашивает:
— Что с Глотовым? Где он?!
Темиров резко поворачивается:
— Женщина, ты по какому праву кричишь в моем доме?
Вера застывает с открытым ртом. Аслан выкатывается из-за ее спины и, не понимая причин недовольства Темирова, принимается объяснять:
— Дорогой Жаке, я передал твою просьбу срочно приехать сюда и выразил свои опасения по поводу пропажи «вольво», а об уважаемом Борисе Ананьевиче я сам ничего не знаю.
— А… — машет рукой Темиров. — Никаких известий не поступало. Чего вы, понимаешь, панику устраиваете? — Встает, подходит к Вере. — Здравствуй, айналайн. Как самочувствие? В твоем возрасте нужно беречь нервы. Садись, разговаривать будем.
Вера повинуется. Предчувствует что-то недоброе. Настроение у нее и без того подавленное. Под утро, когда выяснилось, что Туманову с Надей некуда деться, пришлось предложить им свою спальню. Только они улеглись, начались какие-то непонятные приступы у Али. Макс бегал без конца в ванную, таскал в тазу воду, менял простыни. Вера забилась в угол разложенного дивана и старалась не шевелиться. Ей было страшно и стыдно за происходящее. Помогать Максу она не отважилась. Около шести утра стоны Али прекратились. Макс остался дежурить в ее комнате. И Веру наконец сморил тяжелый сон. А утром, когда все еще спали или делали вид, что спят, в дверь позвонил Аслан. Вера поначалу даже слышать не хотела о просьбе Темирова, но, подумав о неприятных минутах, неизбежных, когда все проснутся, быстро оделась и последовала за Асланом. Уже в машине она твердо решила не уступать никаким сексуальным домогательствам Темирова. Чтобы не молчать, спросила у Аслана, куда девался Глотов. Тот промямлил что-то про несчастный случай… Зайдя в комнату с коврами на стенах и полу, увидев взнервленного Темирова и того самого высокого мужчину, приходившего по поводу Али к Максу, Вера немного успокаивается. По всему видно, ее пригласили не для оргий. Она опускается на подушку возле низкого столика.
Некоторое время все молчат. Вдруг в комнате возникает не то Юка, не то Кука, выяснить невозможно, потому что девушка в юбке. Подает Аслану трубку радиотелефона. Ему звонит всхлипывающая секретарша Валентина. Она сообщает, что в фонд приехали из уголовного розыска. Ранним утром муровцы провели операцию и накрыли банду, занимавшуюся угоном и перепродажей иномарок. Среди машин, оказавшихся во дворе, была и «вольво», принадлежащая фонду. Куда делся Глотов, уехавший на ней, — неизвестно. Домой он вчера не вернулся.