Новый год в октябре
Шрифт:
– Постой–ка… – произнес он. – Двенадцатого октября я приехал из Индии, тринадцатого через Дели улетаю в Австралию! Так ведь… год прошел! Ровно год! Итак, сегодня праздник! Новый год! Он у меня не в декабре… У меня свой календарь. Ах, шампанского нет, жаль!
В пустом холодильнике вместо шампанского нашлась бутылка ананасового ликера. Он налил полный фужер, торжественно чокнулся со своим отражением в зеркале.
По телевизору транслировали международный хоккейный матч. На бело–голубой – как воображаемое австралийское небо – лед выезжали хоккеисты, на ходу застегивая шлемы, и пестрый стадион ликующим ревом встречал их в предвкушении увлекательного поединка.
– Во у кого жизнь–то! – сказал Прошин громко. – У хоккеистов! Во жизнь… Игра! О!
…Он сидел около телевизора – игрок, наблюдающий за игрой других, – и видел завтрашний день, видел, как от сырой взлетной полосы отрывается, убегая от осени, тускло блестящая металлом акула самолета и, разрезая воздух плавниками–крыльями, ложится на курс в страну океанов, морей, солнца и эвкалиптов… Все будет отлично! Все! Такси подъедет в срок, самолет не завертится подбитой рыбой и не рухнет со смертным воем турбин и людей на бугристое дно Гималаев, а в Австралии не будет дождей…
Черный пятак шайбы колыхнул сетку ворот. Затанцевал на коньках с поднятой клюшкой наш нападающий; упавший вратарь сокрушенно смотрел на пораженную цель ворот…
Прошин задохнулся от непонятного ликования, стукнув рукой по колену и легонько вскрикнул от боли.
Слюдяная корочка засохшей крови на запястье отлетела, и на месте раны розовел ноющий шрам.
Он помял корочку пальцами, бросил ее в пепельницу, осторожно коснулся нежной кожицы, затянувшей пульсирующие извилинки вен, и подумал, что боль от заживающей раны тоже чертовски приятная штука.
1975 - 1980