Новый мир. Книга 4: Правда
Шрифт:
При слове «собственность» я снова вспомнил злополучное домашнее видео, но усилием воли заставил себя отодвинуть эту картину прочь. Я пожал плечами, не став ни искать аргументы в защиту Гранта, ни добивать его окончательно. Какой бы убежденной не звучала сейчас Лаура, ее устами вполне могли говорить одни лишь эмоции. Она явилась сюда сразу после ссоры, разгоряченная, на нервах, не имея времени ничего как следует обдумать. Это было бы мелко и подло — подталкивать ее сейчас к какому-то решению относительно Гранта.
— Он сказал
— Это не ты удалила его? — спросил я удивлённо.
— Что?! Конечно же, нет! Если бы я его видела, я бы, конечно, перезвонила тебе! Я же тебе рассказывала, что чувствовала себя тогда виноватой, что сама много раз думала тебе написать. Неужели ты мог предположить, что я просто-напросто удалю и проигнорирую твое сообщение?! — возмутилась Лаура.
Я устало покачал головой
— Не знаю, — вздохнул я. — Я уже сам не знаю, Лаура, что я мог предположить, чего не мог, что я знаю, а что придумал. Слишком много всего навалилось на меня.
Она согласно кивнула, не глядя мне в глаза. Чайник, тем временем, закипел. Я молча налил себе чашку, и присел на другой край дивана, на приличном расстоянии от нее. Очень долгое время ни я, ни она, не находили, что сказать. Так мы и просидели в повисшей неловкости, лишь изредка поглядывая друг на друга.
— Прости, что заявилась вот так среди ночи, — наконец нарушила молчание Лаура. — Я никогда не делала ничего подобного. Это просто какая-то сумасшедшая ночь.
Я согласно кивнул.
— Думаю, будет лучше, если я прямо сейчас поеду домой, — продолжила она. — Серьезно, это звучит как здравая мысль. Нам обоим следует отдохнуть, тебе особенно. А утро — вечера мудренее.
Некоторое время я ничего не отвечал, и показалось уже, что на этом разговор и окончится. Может быть, какая-то часть моего существа и желала этого. Но возобладала другая.
— Я не хочу, чтобы ты уезжала, — произнес я, нервно сцепив ладони вокруг чашки с чаем и не глядя на нее. — Ты ведь знаешь это.
Повернувшись к ней, я увидел, что она неотрывно смотрит на меня. Даже сейчас, с растрёпанными волосами и покрасневшим лицом, которое всё ещё хранило на себе следы высохших слёз, она была самой красивой женщиной, которую мне приходилось видеть.
— Значит, это всё правда? Всё то, что ты мне сказал?! — спросила она требовательно, и стало ясно, что лишь колоссальным усилием воли она до сих пор удерживалась от этого вопроса.
— Да, — ответил я уверенно.
Посмотрев на меня несколько мгновений испытывающим взглядом и не увидев, похоже, на моем лице сомнений, она недоверчиво покачала головой, как будто с трудом могла поверить в происходящее.
— А я уже думала, что это приснилось мне, — подтвердила она эту догадку. — Слишком невероятно.
Я лишь пожал плечами, не найдя, что ответить. Некоторое время
— Ты совсем не знаешь меня, Димитрис! — заявила она наконец протестующе.
— Мне так не кажется, — возразил я.
— Но это так! Мы с тобой едва знакомы! — она снова покачала головой.
Я лишь развел руками.
— Мы ведь с тобой оба — разумные взрослые люди. А это все звучит как какое-то безумие. Ты не находишь? — спросила она слегка нервно, пытливо посмотрев на меня.
— Да, пожалуй, — не стал спорить я. — Каждый раз, когда я пытался хоть немного думать об этом с рациональной точки зрения, я упирался в то, что это полное безумие. Но это никак не влияет на то, что я чувствую.
Глядя в ее встревоженные глаза, я грустно улыбнулся.
— Я понимаю, как мы с тобой не похожи, какие разные у нас жизни. Но мне все равно. Я вполне трезво оцениваю себя. Понимаю, что я сомнительная личность, без гроша за душой, с кучей проблем, да еще и страшный, как атомная война. Но и это меня не останавливает. Я знаю о том, что у тебя есть серьезные отношения с другим, что он во всех отношениях лучшая пара для тебя. Но меня это не трогает. Я читал о тебе всю эту чушь в Сети, все эти сплетни, разоблачительные репортажи и прочее дерьмо. Но мне глубоко плевать. Пусть даже что-то из этого и оказалось бы правдой. Ко мне явились четверо мордоворотов, чтобы объяснить, что я должен держаться от тебя подальше. Но и это для меня ничего не изменило. Честное слово, Лаура, пусть это звучит безумно, но я не знаю, есть ли в мире что-нибудь, что заставит меня чувствовать что-то другое.
Я бессильно развел руками.
— Просто у меня в жизни никогда такого не было. Никогда не встречал человека, который, вопреки логике, казался мне таким близким, словно мы знакомы всю жизнь.
Излив это, я замолчал и отвел взгляд в сторону, сжимая чашку так крепко, что оставалось лишь удивляться, как она не трескается, выплескивая кипяток мне на пальцы. С другого конца дивана я услышал хруст кубиков льда и плеск виски, солидная порция которого льется в горло. Затем — прикосновение пустого стакана к журнальному столику, стоящему рядом с диваном.
— Знаешь, Димитрис? — услышал я голос Лауры после долгой паузы. — Хоть я и не лезу за словом в карман, когда выступаю в зале суда или собачусь с копами, но я совсем не умею говорить таких вещей — таких, как та, что только что сказал ты. Слова перемешиваются в голове — и получается какая-то каша.
— Лаура, ты можешь говорить прямо и просто, — заверил я. — Я пойму.
— Не хочу. Не хочу я ничего говорить, ясно?! — воскликнула она протестующе, с нотками раздражения, но затем покачала головой, вздохнула и добавила уже намного более спокойно, даже виновато: — Пойми, просто сегодня на меня навалилось слишком многое.