Новый скандал в Богемии
Шрифт:
Ирен твердо сжала губы:
– Иногда следует вторгаться в частную жизнь и не останавливаться перед кощунством, чтобы добраться до истины.
Мы вместе пошли к могиле. Камень оказался чуть выше нашего роста.
Приблизившись, мы увидели там и сям белые листочки бумаги, прижатые к земле увесистыми камнями.
– Эти просители верят, что рабби сам прочтет их послания, – заметила я. – Не будем разрушать их ожидания!
– А если под прикрытием имени рабби совершается зло? – немедленно ответила Ирен. – Разве не наша обязанность – обнаружить и пресечь его в корне?
– Так-то оно так, но ты ни в чем не можешь быть уверена до тех пор, пока не взломаешь склеп.
– Что ты сказала?
– Ты слышала, что я сказала.
– Да, но какое слово ты сейчас употребила? – настаивала Ирен.
– Ты про взлом?
– Звучит в высшей степени эффектно, Нелл, но я говорю про другое слово, мелодраматичное на диво.
Я наконец сообразила:
– Склеп?
– Оно самое! Склеп! Это слово напоминает о пирамидах и мумиях фараонов, говорящих воронах, зловещем тумане и божественно-декадентских мечтаниях мистера Эдгара Алана По. Склеп! И все же это не склеп, Нелл, это надгробный камень. Почему же ты назвала его именно так?
– Сама не знаю… Он похож… на склеп.
– А чем склеп отличается от надгробного камня?
– Не имею понятия! Полагаю… в склеп можно войти, а в надгробный камень нет.
– Ах! – восторженно воскликнула Ирен. – Как просто! И как ясно!
– Прошу прощения? – Я не имела понятия, чему так радуется моя подруга.
– Ты ни у кого не должна просить прощения, и меньше всего у рабби Лёва, чью могилу только что уберегла от подлого надругательства.
– Я?
– Именно ты. Я была готова вскрыть и прочесть каждое послание, оставленное на поверхности надгробия. Но сейчас вижу, что подобные действия ничем не оправданы.
– Хотелось бы надеяться, что это так.
– Да погоди ты, все намного проще. Мы должны вернуться сюда, как ты изволила выразиться, Нелл, при свете луны и вскрыть могилу!
Глава двадцать седьмая
Достойно королевы
Мы вернулись в отель «Европа», решив, что с планом Ирен по осквернению могилы рабби нужно подождать: в стане наших союзников назрела катастрофа.
Во-первых, дворецкий остановил нас в коридоре со срочным сообщением: нам следует немедленно отправиться в комнату Годфри. Такого рода новости не оставляли времени для нашего обычного неторопливого восхождения по лестницам.
– Не скажу, что меня удивляет подобное приглашение, – заметила Ирен, когда мы неслись наверх в новеньком и довольно устрашающем лифте, словно мышки, попавшие в мышеловку. – Странно, однако, что пригласили также и тебя.
И прежде чем она успела объяснить, что имела в виду, лифт остановился и слуга открыл позолоченную решетку. Мы торопливо пошли по длинному коридору, застеленному ковровой дорожкой.
На стук в дверь последовал немедленный ответ. Нашему взору предстал Годфри, здоровый, подтянутый и бодрый, как всегда. Сделав несколько шагов назад, он вежливо отошел от двери, но не пригласил нас войти в комнату. Заглянув к нему в номер, мы поняли почему.
Комната была заставлена пышными цветочными подношениями, громоздящимися в стойках, урнах и вазах, которых было достаточно, чтобы утешить самолюбие даже Сары Бернар. В громадных сосудах красовались коралловые гладиолусы, синие гортензии, пурпурные ирисы, астры медного и шафранового цветов. И все это – на фоне зелени, грозно, как копья, выставившей узкие листья.
Головокружительный запах сотен цветов витал в воздухе.
Ирен устремила на мужа красноречивый взгляд, в котором застыл немой вопрос. Годфри понял, о чем она хотела спросить его:
– Я поступил так, как ты предлагала, хоть мне и пришлось идти против своего желания. Татьяне, достойной всяческого уважения, я послал маленький букет в благодарность за ее вчерашнее гостеприимство.
– Маленький букет, – повторила Ирен. – Но явно весьма убедительный.
Годфри покачал головой и в смущении развел руками.
– Обычный букет, скромный и недорогой, – подтвердил он.
– И что же в нем было? – спросила я, потому что цветы – моя слабость.
Годфри устремил на меня измученный взгляд:
– Всего лишь то, что я послал бы любой леди в знак благодарности: чайные розы, турецкие гвоздики и пармские фиалки.
– Пармские фиалки? – с явной неприязнью переспросила Ирен. – Но это мои любимые цветы.
– Вот почему я вспомнил о них, – пояснил Годфри. – В том, что касается составления букетов, я человек неопытный.
– Зато у Татьяны этого опыта хоть отбавляй! – С этими словами Ирен вошла в комнату и втянула носом воздух, словно недоверчивая кошка.
– Здесь представлены не худшие из даров, – добавил Годфри.
– А что, есть еще? – спросила Ирен, поворачиваясь к нему.
Он молча указал на письменный стол, что едва виднелся между двух громадных букетов ирисов.
Рядом с кучей рваной декоративной оберточной бумаги стояла изысканная шкатулка, собранная из инкрустированного дерева такой экзотической расцветки, что поверхность казалась расписанной искусным живописцем.
Годфри перешел на другую сторону комнаты и, подняв над головой, показал нам самое ценное из присланных сокровищ, сверкавшее звездами вставленных бриллиантов.
Ирен сразу узнала дорогую вещь.
– Яйцо Фаберже! – воскликнула она. – Как же это расточительно с ее стороны! Придется мне уточнить у Нелл подробности вашей беседы, если после якобы невинной встречи ты получаешь такие подарки. Какая несравненная красота! Конечно, я имею в виду яйцо, а не ту, которая его прислала.
Ирен поместила яйцо на его золотую подставку, чтобы мы все смогли в полной мере оценить блестящую эмалевую поверхность, украшенную драгоценностями.
– Татьяна явно не скрывает своих связей с Россией, – заметила она. – Кстати, а где тут спрятано…