"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг
Шрифт:
Отъездом в Германию закончились и мытарства Гертруды Диттбендер. После ареста мужа она была лишена
пособия МОПР и выселена из служебной квартиры. Зиму 1938-1939 гг. немка прожила в дачном домике без
отопления, весной она вновь просила предоставить ей и сыну хоть какое-то жилье, чтобы «не пришлось, как
другим женщинам, жить нелегально на вокзалах и в лесах»371. Гертруда уже в июне 1938 г. получила
принудительную визу на выезд из СССР, но лишь в феврале 1940 г. обратилась
посольство, а потом и совсем переселилась туда. Ее подруги доносили в отдел кадров Коминтерна, что там
Гертруда получает бесплатную еду и ежемесячное денежное пособие, заискивает перед послом Шуленбур-
гом и даже написала благодарственное письмо самому Гитлеру372.
308 Димитров отправил письмо Берии, вычеркнув абзац о необходимости изменить отношение к близким арестованных, которые
«показали себя хорошими коммунистками» (РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 74. Д. 143. Л. 1-5).
369 РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 205. Д. 6411. Л. 31.
370 Письмо Эдит Юст в ИККИ от 3 марта 1938 г. (Там же. Л. 53-55).
371 Там же. Д. 513. Л. 24.
372 В мае 1940 г. Гертруда Диттбендер писала в Президиум ИККИ: «Мне остается два пути — повеситься или отправляться
обратно в Германию. Оба пути для меня как убежденной коммунистки неприемлемы» (Там же. Л. 6).
209
4.
– «Квартирный вопрос
Жилая площадь являлась главной ценностью советского человека, она олицетворяла собой то пространство
свободы, которое отмеряло ему государство. Ко второй половине 30-х гг. и в этой сфере сложилась уже
очевидная для всех иерархия — от «койкомест» в общежитиях, арендованных у хозяев «углов» и комнат в
коммуналках до отдельных квартир со всеми удобствами, в которые вселялись представители новой
сталинской номенклатуры373.
Судя по отметкам в протоколах обыска и ареста, немецкие эмигранты находились в нижней части этой
пирамиды. Как правило, семьи проживали в комнате, причем гораздо престижнее считалось жить в «старом
фонде», чем в построенном наспех рабочем бараке. Изолированная квартира из нескольких комнат была
скорее исключением, нежели правилом. Ее получали иностранные специалисты, если это было обговорено
при их найме на работу, либо если человек дослужился до значительных постов (Герман Таубенбергер, Ганс
Мориц-Гримм).
Сотрудникам аппарата Коминтерна оставалось только мечтать о таких жилищных условиях. В гостинице
«Люкс», где они проживали, находились все необходимые социальные объекты — столовая, библиотека,
медпункт. Однако даже
проживали в гостиницах классом ниже, при трудоустройстве им либо приходилось вносить часть платы за
жилье, либо переселяться в заводские общежития. «
Если комната находилась в распоряжении одного человека, при аресте ее также опечатывали, если это было
«койкоместо», то обыскивали прикроватную тумбочку, а личные вещи оставляли на хранение коменданту
общежития. Жилплощадь, где проживали родственники арестованного, не конфисковывалась, хотя в
отдельных квартирах опечатывали одну из комнат. На этом неприятности для родственников не кончались: если это было служебное жилье, как в случае с семьей Диттбендер, администрация делала все для того,
чтобы выселить неугодных нанимателей. Жилье, находившееся на балансе Моссовета, иногда передавалось
сотрудникам органов госбезопасности. Подобная судьба, например, ждала комнату, в которой проживал Отто
Ритдорф — она попала на баланс Административно-хозяйственного отдела УНКВД МО.
373 См. подробнее: Меерович М. Наказание жилищем. Жилищная политика в СССР как средство управления людьми (1917-1937
годы). М., 2008.
210
Поражает находчивость людей в попытках сохранить жилье перед лицом неминуемых репрессий.
Сотрудницу Разведупра РККА Эрну Виндт прописала в квартиру подлинная жена ее мнимого мужа — со-
ветского разведчика, с которым Эрна ранее работала в Португалии. Прописала по просьбе мужа, который
дал ей такой совет в письме из-за границы — если тебя арестуют, мы хотя бы не потеряем комнату. Как
видим, угроза ареста воспринималась как обыденная реальность, к которой следовало подготовиться
заранее.
«Квартирный вопрос», о котором писал Михаил Булгаков, действительно порождал ситуации, достойные
драматургии. Марта Не-мировская проживала в одной комнате с двумя мужчинами — предыдущим и
нынешним мужем. Их всех троих разом арестовали, что вызвало понятное удивление следователя: «Чем
объяснить, что, сойдясь с Вальд Л. И., который имеет две комнаты, Вы не переехали к нему жить, а
продолжали жить втроем и в одной комнате?» На самом деле здесь не было ничего необычного — оставаясь
в старой квартире, Марта сохраняла права на нее, а что касается моральных аспектов подобного общежития, что ж, это были издержки нового быта. В конечном счете старый муж не имел ничего против нового, все
трое вели общее хозяйство, и дело обошлось без обычных в таких ситуациях доносов друг на друга.