Нулевое измерение

Карман Владимир Георгиевич

Отец Кирилл в центре круга вполголоса, неразборчиво, частил на старославянском, порой размашисто перечеркивая воздух крестообразным движением. Почему он служит здесь, а не в церкви? Что это за выездной молебен в катакомбах? Повернулся к Игорю Валентиновичу, чтобы расспросить о происходящем, но тот предостерегающе поводил пальцем.

И вдруг что-то изменилось. Сначала трудно было понять, что: почему-то стал исчезать, растворяться голубоватый оттенок на лицах. А вместе с тем и напряженное ожидание, сковывающее их, сменилось выражением умиротворенности, словно среди осенней промозглой непогоды выглянуло солнышко. Володя посмотрел туда, куда были повернуты лица. Справа, у стены, по полу растекался радующий душу свет, словно

под стеклом разгоралось пламя. Вскоре неясный слабый отблеск уже превратился в сияние, которое поплыло по полу, вытесняя голубизну. Чувство восторга охватило его, на душе сделалось радостно и легко. Отец Кирилл уже не бормотал скороговоркой заученные сакральные формулы, он ликующим голосом пел торжественные гимны и все подхватывали их, и Володя шептал невпопад какие-то слова, не имеющие смысла в отрыве от того, что переживал он сейчас, от того, что сопереживали они все вместе.

Но вот сияние постепенно погасло, втянувшись под противоположную, левую, стену. Стало сумрачно, намного сумрачней, чем было до начала свечения. На лица снова легли синие тени, но радость осталась. С этим легко и спокойно было жить. Даже в подземелье. Володя повернулся к Марине. Она вдруг улыбнулась ему, и он ответил тем же, и пацан посмотрел из-под ее руки не насуплено, как раньше, а светлым доверчивым взглядом. Когда отец Кирилл закончил молебен, Игорь Валентинович взял Володю за руку и отвел в сторонку.

– Что скажешь, Володя?

Тот в ответ только растерянно пожал плечами: слов не было. Но были вопросы. Много. Однако Игорь Валентинович остановил его.

– Сделаем так, пойдем сейчас к отцу Кириллу, там обо всем и поговорим.

Они сидели в келье втроем и беседовали. Оказывается, то, что он наблюдал сегодня, ежегодный обряд, совершаемый марсианами. Что это за явление, никто не знает. Волна света проходит здесь ежесуточно, то есть каждые двадцать четыре часа в одно и то же время. Но отмечают это прохождение так торжественно лишь в особые дни. Это дни, совпадающие с днями, почитаемыми в Древнем Риме, как праздники бога Марса. Но об этом Игорь Валентинович сказал Володе доверительно понизив голос и в отсутствии отца Кирилла. Почему больше нигде не наблюдается такого? Может быть, этот лучик скользит и по всему стеклянному основанию катакомб, но каменная порода закрывает его от глаз. Или же он движется только здесь, и путь световой волны пролегает рядом с поселением марсиан.

– Вот ты, Володя, немного больше нашу жизнь узнал и уже, наверное, свое мнение о Марсе изменил. Ведь изменил же?

– Изменил.

– Но ведь это не все, далеко не все. Понемножку, понемножку надо, с обвыканием... Ты вот о чем еще подумай. Землянам Марс нужен, как большой рудник. А как иссякнут залежи титана и прочего? Тогда и Марс не нужен будет, свернут шахты, вывезут оборудование, а нас куда? Нас и не вывезешь, и не бросишь.

– Стекло не титан, его больше нигде нет. Да и военных вряд ли отсюда уберут.

– Стекло - да. Но пока оно землянам не очень нужно. А нужно станет - сами они его не добудут. Наше это. Захотим - дадим, а нет, так не взыщите! Но не в этом дело. Дело в том, что сейчас здесь вот, в этих катакомбах закладывается основа нации, цивилизации. Особой цивилизации. Той, для которой стекло не экзотический минерал, а свое, родное, как для землян трава у дома. Будущие хозяева планеты, все здесь - ребятишки здоровенькие, умные. Отец Кирилл не зря прихожанкам втолковывал, что аборт грех, сродни убийству. Большинство, конечно, детей брошенных, но некоторые матери с нами остались, другие вернулись через вахту. Но мужчин мало. Да и есть разница, от землянина ребенок или от марсианина. Ход в пене, через который мы шли и который ты подчистил, ребятишки наши проковыряли... А статуэтки, что ты сегодня видел. Они ведь стеклянные. Нет такой силы, кроме марсианских ладоней, которая может стекло расплавить.

Разговор

теперь велся почти в открытую: Володю обращали в марсианство. Он слушал с холодком в душе. Согласиться означало бы навсегда отречься от Земли. Впрочем, ответа от него прямо сейчас и не требовали.

– Но зачем нужно это, отец Кирилл? Для чего несчастных плодить? Дети подземелья... Вам бы, как священнику внебрачные связи осудить, а вы рождаемость повышаете...

Отец Кирилл возразил:

– Господь повелел: плодитесь и размножайтесь. Это в естестве человеческом. Можно ли против этого стоять? Да, должно это свершаться в чистоте, в семейных узах, освященных Господом. А если нет? Если свершается в блуде? Может священник то предотвратить, когда мирскими властями заведено отправлять на Марс равное число мужчин и женщин, в браке не состоящих? Разврат этот светскими правителями предусмотрен. Мог бы я, как служитель церкви, против того восстать и проклинать прелюбодеев и призывать их сочетаться законным браком? Мог бы, конечно. Только было бы это лукавством, фарисейством и осквернением святых таинств - а, значит, богохульством. Потому что ничто не удержит их вместе, когда они вернутся на Землю.

– Но вы же венчаете!

– То мой долг, венчать, когда просят. Совсем другое - подбивать на венчание.

Володя не стал обострять разговор, и закруглил тему.

– Ничего, вот марсята подрастут, будет вам работа венчать да крестить.

– Это так. Крестить да венчать есть кому, да учить специальности некому.

– И действительно, почему бы нет? Готовить из марсиан инженеров и руководителей? Прямая же выгода!

Собеседники его словно бы внутренне переглянулись, но виду не подали.

– Так ведь, Володя, - ответил Игорь Валентинович, - выгода разная бывает. Одно дело практическая, другое - стратегическая. Ведь как там в верхах, на Земле, стало быть, рассуждают? Сэкономишь сегодня, потеряешь завтра. Одно дело платить за работу своим, пусть и много, другое торговать с чужими. Улавливаешь?

– Так они отделения боятся?

– Конечно!

– Ерунда какая!

– Почему же ерунда?
– Игорь Валентинович даже привстал, - совсем не ерунда!

Так вот оно что... Вот почему так нервничало особняковское начальство, когда на Марсе подскочила рождаемость.

– Самостийная Марсиания?

– Автономное образование в государственных рамках России и метрополии Русской православной церкви. И давайте за это выпьем.
– Игорь Валентинович выставил бокал, отец Кирилл присоединил свой и Володе ничего не осталось, как втиснуться между ними.

Глава десятая

– Как вы полагаете, святой отец, пойдет ли сей раб божий в нашу веру?

Кирилл сверкнул взглядом и встал.

– Ну не обижайтесь, батюшка, я ведь без всякого намека на богохульство. Ни-ни-ни. Понятие единоверства я употребляю исключительно в светском смысле. А за обращение по католическому образцу прошу великодушно простить. Не знаю, как и вырвалось.

– Не надо, Игорь Валентинович, не старайтесь. В ваших словах нет искренности. И меня вы обидеть не можете, но я прошу соблюдать уважение к моему сану.

– Непременно, непременно. И не будем больше о том, что нас разъединяет, давайте о наших общих делах.

Он быстро встал и подойдя вплотную к священнику, взял его за рукав. Тот медленно и с достоинством освободил руку, но не отошел. Игорь Валентинович будто и не заметил неприязненного жеста.

– Он ведь нам нужен, не так ли? Пусть он будет ваш, пусть. Обращайте его в веру, я ведь не против. Вот только в монахи не стригите. Забирайте его душу, но не тело! Оно на сегодняшний момент - образец марсианского совершенства. Как хотите, отец Кирилл, но мы сейчас стоим у истоков новой расы. И от того, как поведем себя, зависит будущее марсианской нации.