Нулевые. Затишье перед катастрофой
Шрифт:
Для минимизации воздействия ОМИ на умы российских граждан нужно создавать своё ОМИ для внешнего и для внутреннего пользования. Концепция ОМИ для внешнего воздействия была описана в предыдущей главе. В этой части мы детально рассмотрим ОМИ внутреннего пользования.
На начальной фазе внутреннего воздействия необходима централизация всех ресурсов СМИ в руках государства. При этом нужно допускать факт наличия независимых СМИ с заведомо малой целевой аудиторией для создания иллюзии разнообразия в СМИ. После чего необходимо отойти от политики “информационной завесы” и перейти к политике “управляемого хаоса”.
Политика “управляемого
– И вот чё это? – спросил Василий.
– Новая политика в управлении СМИ, – ответил Власов.
– Когда я только пришел сюда работать, страна была абсолютно потерянной. Благодаря тому, что мы убрали из эфира весь блатняк и сменили формацию, мы смогли остановить эту зону. Телевиденье должно облагораживать человека, – как-то отвлеченно произнёс он.
– Он действительно глубокий эстет, – думал Власов.
– Так что, вы, примите концепцию? – спросил Власов.
– Нет. Я никогда не буду в этом участвовать.
– Тогда вы будете разбираться с Хорьковым.
– Мне плевать,– вспылил Василий.
Тут Михаил понял, что самое время сворачивать разговор. У выхода из башни Власова ждал его БМВ. Михаил сел на заднее сиденье, к нему обратился водитель. Он сказал, что Хорьков желает его видеть. Водителем Власова был крепкий мужчина средних лет с проседью по фамилии Матвеев. В прошлом он служил в КГБ. Власов не понимал, почему Хорьков желал встретиться именно с ним. Хорьков был большим начальником, на которого работали все в администрации. Сам Хорьков в иерархии занимал чисто формальную должность советника министра сельского хозяйства. Власов думал, что это тоже было сделано для конспирации. Обычно с Хорьковым встречалась Сорокина. Петров встречался с Хорьковым редко. После этих редких встреч он вёл себя очень раздражительно, а иногда, к удивлению Власова, даже пребывал в глубоко подавленном настроении.
Тем временем машина отклонилась от маршрута, Михаил понял, что они едут на легендарную Лубянку. Машина остановилась возле того самого места, где когда-то был памятник Дзержинскому. Михаилу казалось, что Железного Феликса теперь вполне можно было бы заменить гротескным памятником нефтяной вышки работы Церетели. Михаил посмотрел на часы, было почти четыре утра. Глядя на здание управления КГБ, Власов на пару секунд осознал себя в мрачной атмосфере сталинского террора и репрессий.
– Вроде бы Сталин уже давно сдох, а его труп ещё лежит где-то здесь и отравляет жизнь людям продуктами своего разложения, – подумал Власов.
Хорьков ждал Власова в кабинете для совещаний. В администрации о Хорькове ходили разные слухи. В основном они касались его настоящего происхождения. Власов знал, что когда-то Руслана Хорькова звали Патрис Джамвагабэ, что он негр и точное место его рождение известно только ему самому. Поговаривали, что этим местом было Сомали, но другие считали таким местом Нигерию. Памятуя знаменитое высказывание Сергея Брина, Михаил склонялся к нигерийской версии. Но если говорить по сути, Хорьков сильно выделялся на фоне стереотипных выходцев из спецслужб, которые преобладали во власти в те годы. К тому же он выделялся из образа стереотипного российского чиновника с двумя сальными подбородками. Хорьков имел подтянутое спортивное телосложение, которое он любил подчеркивать в элегантных костюмах. Внешне он был приятным негритянским мужчиной, правда, Власова немного настораживало его каменное черное лицо в очках. Он чем-то напоминал ему Берию. Власов знал, что, несмотря на своё происхождение, Хорьков считал себя русским человеком, но что именно Хорьков вкладывал в понятие “русский” было для Власова большой загадкой.
– Садитесь, – сказал Хорьков.
Михаил сел за кожаное кресло во главе большого стола для совещаний.
– Жаль, что вы не смогли прибыть чуть раньше и насладиться нашей конференцией. Если позволите, давайте будем на “ты”? – спросил Хорьков.
– Давайте,– Власов немного насторожился такой открытостью.
– Видишь ли, Миша, я человек творческий. Я люблю и уважаю творческих людей и их труд. Я вообще уважаю любой труд, – большие черные глаза Хорькова смотрели прямо на Михаила. – В этом плане меня очень раздражает отношение к человеческому труду, к твоему труду со стороны господина Петрова.
– Он знает, – подумал Власов.
Михаил оцепенел в страхе. Он ерзал на стуле и тщетно пытался что-то сказать. Через секунду он смирился с тем, что его сейчас вроде бы уволят.
– Расслабься, – Хорьков улыбнулся, это помогло Власову успокоиться. – Когда мы только приняли Николая в администрацию, его работа вызывала у всех глубокое восхищение. Приходилось мириться с его характером, отношением к людям и частыми нарушениями субординации. Лично я всегда никак не мог понять, как такой человек как Колян мог писать такие вещи. А когда один из его мелких помощников стал выдавать такие же концепции, какие делал Петров во время расцвета своего таланта, всё сразу встало на свои места.
– Да, не буду отрицать. Я разоблачен. Дело в том, что мы с Николаем давние приятели. Да и я обязан ему тем, что он встроил меня в вертикаль.
– Ты знаешь, что в условиях нашей всё ещё зарождающийся рыночной экономики все сделки купли-поглощения средне-крупных предприятий согласовываются с кем-то в администрации? А что если я скажу тебе, что это именно Николай дал добро на захват твоего предприятия? Какой же это друг?
Власова передёрнуло.
– Это очень хорошо, что я вовремя тебя просветил. Видишь ли, Колян мне не нравится. Наверное, в силу разного взгляда на жизнь. Как ты думаешь, почему развалился Союз?
– Андропов, заговор чекистов, конфликты между демократическим крылом КГБ и консервативным крылом, сдача партийной элиты страны США в обмен на подачки, – еле выговаривал Власов.
– Это тебе по телевизору сказали? Союз развалился, потому что в его броне не было пустот. Когда копье пробило броню, оно вонзилось прямо в тело, хотя могло увязнуть в пустоте, не задев жизненно важных органов. Петров сторонник наращивания брони, а мы с тобой сторонники создания пустот. Знаешь, когда моё терпение лопнуло?