Нумизмат
Шрифт:
— Ну, сейчас они у меня покувыркаются, суки! — с душой высказался Жбан, передёргивая затвор «ТТ». — Так, говоришь, точно эта машина?
— Эта-эта, — закивал головой Тухлый. — И номер тот, да и водилу я узнал. Знаешь, как он мне по башке баллонным ключом заехал? Падла…
— Ладно, не бухти. Иди на обгон и притормози напротив кабины. Вы тоже там пушки приготовьте, — бросил Жбан двоим парням на заднем сиденье. — Сейчас получат все сполна.
Минут пять бандитам все же пришлось обождать, слишком густой поток машин шёл по встречной полосе. Наконец шоссе освободилось, и Тухлый крутанул руль влево. Все его внимание было приковано к дороге, никто не заметил, как треснул под лезвием ножа
Три пули из четырех достались неудачнику Тухлому. Машину начало заносить, но Жбан успел выровнять руль, и, повиляв по шоссе, «шестёрка» на остатках скорости съехала в кювет. Никто из оставшейся троицы не пострадал, лишь лица у всех стали очень бледными. Выйдя из машины, Жбан первым делом махнул рукой водителям двух остановившихся машин: «Проезжайте!» Когда любопытствующие уехали, он с помощью остальных выволок из кабины тело Тухлого. Тот был не живее трех своих вчерашних подельников.
— Так, и что нам теперь с ним делать? — спросил один из бандитов Жбана.
— Брось его, на хрен, тут! Поехали, быстро! Все равно я их крутану вверх колёсами!
Жбан сам сел за руль, остальные толкали машину спереди, и с третьей попытки «шестёрка» снова оказалась на дороге. Минут через сорок они начали догонять сбавившую было скорость «газель». Первым преследователей заметил Силин. Переложив ящики, он устроился поудобнее и с помощью бинокля разглядывал все догоняющие автомобили. Уже темнело, но то, что машина, показавшаяся из-за пригорка, именно та самая чертовая «шестёрка», Нумизмат понял сразу. Съехав в кювет, она погнула облицовку и вдавила вовнутрь левую фару.
Пробравшись вперёд, Силин вспорол ножом брезент и, постучав в кабину рукоятью пистолета, объяснил знаками Сергею, что их снова догоняют. «Газель» резко прибавила скорость, но гружёной полуторке трудно было тягаться с легковушкой.
Так они мчались минут пятнадцать. Вечер потихоньку умирал, густеющая темнота заставила машины включить фары. Теперь Силин ещё лучше ориентировался в расстоянии, отделяющем машины. У «шестёрки» горела только одна фара, правая.
Перевалив за очередной бугор, «газель» неожиданно свернула направо, на просёлочную дорогу. Этот манёвр поставил в тупик водителя преследователей. По просёлку они ехали ещё минут пять, но никто из попутных машин не свернул за «газелью». Вскоре Сергей рулил в лес и заглушил двигатель. Силина несколько удивил последний манёвр шофёра. Поспешно выбравшись из кузова, он подошёл к кабине. Одного взгляда на Сергея ему хватило, чтобы понять, что произошло. Тот сидел за рулём с посеревшим от усталости лицом, весь мокрый, словно из-под душа. Парнишка явно не выдержал затянувшегося напряжения.
Силин открыл дверь, и Сергей сразу начал оправдываться:
— Блин, думал не выдержу, улечу в кювет. Вот и решил свернуть — может, потеряют? Как ты думаешь?
— Ну свернул и свернул, молодец. Дело сделано. Давайте устраиваться на ночлег.
Они уже вытащили своё обычное походное имущество, когда где-то рядом, за деревьями, по шоссе проехала легковая машина, сначала в одну сторону, потом обратно. Мужчины переглянулись.
— Как ты думаешь, это они? — приглушив голос, спросил Сергей.
— Не знаю, может, просто случайность, — ответил Нумизмат, а сам подумал: «Судя по тому, как они в нас вцепились, это именно та самая „шестёрка“.
Озвучивать свои мысли он не стал, Марина и без того пребывала в подавленном состоянии. Но примус они на всякий случай развели так, чтобы света не было видно с дороги. После ужина
— Давайте спать, а я посижу, покараулю. Выдрыхся за день.
Марина сразу же залезла в кабину и нахохлившимся воробьём пристроилась в углу, завернувшись в байковое одеяло. Нумизмат тем временем тормознул её мужа, отвёл в сторону и тихо сказал ему на ухо:
— Мне все-таки кажется, что это они. На, возьми на всякий случай. Это лучше, чем монтировка.
Сергей опустил глаза и понял, что Михаил протягивает ему пистолет. Неуверенным жестом он принял оружие, только спросил:
— А как же ты?
— У меня ещё есть, — успокоил его Нумизмат.
Сунув пистолет в карман куртки, Сергей своей подпрыгивающей походкой отправился к кабине. Минут через пять, заглянув через лобовое стекло, Силин убедился, что оба супруга мирно спят.
«Хорошо быть молодыми, — подумал Михаил с некоторым сожалением. — Даже такие встряски для них ерунда. А тут чувствуешь себя столетним стариком».
Местом своего поста Силин избрал верх тента. Закинув туда новую куртку и пристроив вместо подушки сумку — с ней он старался не расставаться, — Нумизмат довольно комфортабельно устроился на тугом брезенте. Он долго лежал, вслушиваясь в хрупкую ночную тишину. Холод и чувство тревоги не покидали его. Если первое было уже привычным, то тревога показалась Силину совсем не ко времени. Никто не сунется искать их в ночном лесу, проще найти иголку в стоге сена, но что-то все же волновало Михаила, наползал из глубины души беспричинный страх. Чтобы как-то отвлечься, он перевернулся лицом вверх, и сразу громада звёздного неба словно придавила его своей бесконечностью. Осенние дожди промыли запылившуюся за лето хрупкую линзу небесного стекла. Нумизмат никогда ещё не видел такого количества звёзд. Он давно уже не смотрел на небо.
«Как они красивы, — подумал Силин, — как монеты.» И невольно мысли его снова вернулись к коллекции, в памяти своей он перебирал одну монету за другой. Постепенно все звезды превратилась в монеты, они подрагивали, вращаясь вокруг своей оси, даже слегка позванивали. Под этот перезвон Нумизмат постепенно погрузился в сон. На лице его застыла улыбка счастья. Во сне он тоже видел свою коллекцию.
В шестом часу вечера профессор Мезенцев закончил приём больных у себя на квартире, но засиделся в кабинете, раздумывая над сложным случаем последнего пациента. Он перебрал несколько монографий, но было похоже, что клиент его обречён. Тут в дверь постучали, затем появилось плоское, как блин, лицо Агафьи, прислуги.
— Там к вам какая-то дама пришла, — объявила несколько туповатая чухонка.
— Что ещё за дама? Приём окончен, ты же знаешь!
— Я ей так и сказала, но она не уходит. Одета прилично.
— Ну хорошо, веди! — раздражённым тоном велел профессор, а сам подумал: «Кто бы это ни был, потребую, чтобы пришла завтра. Черт знает что! И большевики, и нэпманы — все считают себя хозяевами жизни и приходят на приём, когда им заблагорассудится!»
Раздражение Мезенцева можно было понять. Хотя петербургское руководство большевиков благоволило к профессору и охотно пользовалось его услугами, но бесцеремонность, свойственная этой хамоватой публике, всегда коробила старого врача. В своё время он врачевал даже членов императорской фамилии и привык к совсем иным манерам и нравам. А тут ещё этот новый класс буржуев-нуворишей… У Мезенцева сложилось впечатление, что те спешили успеть все: разбогатели и теперь, как свиньи в луже, желают купаться в роскоши и разврате. Болезни новых господ происходили от чрезмерной похоти, обжорства и страха потерять все это.