Няня на месяц, или я - студентка меда!
Шрифт:
— Прости, забыл упомянуть, что с тобой еще встречаться крайне небезопасно для здоровья и жизни, — Лёнька через плечо кидает не менее ядовитую, чем мою, улыбку и куртку. — И сделай милость, мимикрируй, как ты любишь говорить, под кафель.
Мимикрирую в обнимку с Женей и успеваю досчитать до пяти, когда дверь слетает с петель, падает в облаке пыли и известки… и истошный визг заполняет помещение.
Еще крики, отборный мат и чей-то стон.
Грохот.
И ощущение нереальности происходящего захлестывает, требует зажмуриться, потому что Эля приподнимают
Лёнька пятится, отвлекая на себя одного, утирает изодранным рукавом новой рубашки бегущую из носа кровь, смотрит сосредоточенно, предугадывая и отклоняясь.
— Дашка, если мы выберемся, — Женька отстукивает зубами, поднимает голову, и я успеваю как в замедленной съемке заметить, что волосы у нее почему-то белые, как в муке. — Я Эльвина, правда, на препараты сама приготовлю.
— Я помогу, — заверяю ее судорожно.
Пропускаю удар сердца при виде Кирилла.
Ловлю на миг его взгляд, в коем смешивается облегчение и злость, и вижу, как он перехватывает летящий кулак, выкручивает слишком быстро и незаметно руку бугая, впечатывает его головой в дверь кабинки.
Вырубает.
Минус один, и третий, занятый добиванием Эля, отвлекается.
Сверкает стальная бабочка ножа.
Бугай замахивается, делает выпад, кружит с безумной улыбкой, не отводя горящего взгляда от Лаврова, и Кирилл уворачивается.
Опережает, уходя от острия.
Выбивает смазанным, стремительным движением нож, сцепляется с «лучшим другом» Эля. Они врезаются в стену рядом с нами, и визг получается сдержать, лишь прикусив губу до крови. Отшатнутся, скользя по холодному кафелю.
Заметить «мальчиков» Аркадия Петровича, что отстраняют Лёньку, закрывают и отправляют в нокаут с одного удара его соперника…
А Кирилл Александрович бьет, разбивая лицо последнего бугая об колено, без правил, жестоко и сосредоточенно. Отталкивает оседающего противника в сторону Лёньки и к нам с Женькой разворачивается.
Приближается тяжело дыша.
И исчезнуть мне хочется больше, чем даже пару минут назад. Бугаи пугают не так, как взгляд Лаврова. Они не так опасны, как он. И они не встряхивают зло, спрашивая отрывисто и не обращая внимание на текущую из рассеченной брови кровь:
— Жива?
— Д-да, — зубами отстукивает не только Женька.
У меня получается не хуже.
— Ненадолго, лагиза, — Кирилл Александрович обещает, усмехается нехорошо.
Тянет наверх.
Волочит, не церемонясь.
И тишина предрассветного часа бьет по ушам.
Слишком тихо, странно спокойно, и на востоке небо уже бледно розовое, с разводами над крышами домов.
Багряными.
Как кровь на обрывках Лёнькиной рубашки.
Он стоит у распахнутого черного внедорожника, утирает рукавом кровь из носа, что за сегодняшнею ночь разбит окончательно, криво усмехается и мотает головой.
Разговаривает.
И Виктора, его собеседника, я узнаю сразу, пускай начальника службы безопасности Аркадия Петровича я и видела от силы пару раз за все года.
Он был незаметен.
Тощ.
И с безопасностью в одном предложении у меня никак никогда не увязывался. До сегодняшнего дня и нокаута с одного удара двухметровой горы мышц.
— Данька! — Лёнька замечает меня первым.
— Ты как?
Из захвата Кирилла Александровича я все же выкручиваюсь. Подхожу, а Лёня усмехается разбитыми губами, скользит взглядом по мне и сверлит Лаврова за моей спиной. Плюхается на заднее сидение:
– Жить буду.
Виктор поворачивается, сторонится, пропуская меня, хмурится, и под его недобрым взглядом я тушуюсь, обнимаю себя руками.
— Дарья Владимировна, — он обращается с привычной каменной вежливостью, кивает чуть заметно в знак приветствия, и обращается к Лёньке с невозмутимостью удава, — Леонид Аркадьевич, Аркадий Петрович уже в курсе случившегося… инцидента. Он ждет вас у себя. Вас и Дарью Владимировну.
— Она не поедет, — Кирилл и Лёнька говорят хором.
Не смотрят старательно друг на друга, и безразличный взгляд Лаврова у меня, оглянувшись, поймать не получается. Он смотрит исключительно на Виктора, и произносит равнодушно, со скукой, но в тоже время непреклонно:
— Дарья Владимировна поедет со мной.
Точка.
Расслабленная с виду поза Кирилла Александровича никого не обманывает. К Аркадию Петровичу я поеду только через его труп. Если будет с кем ехать.
— Вить, она поедет с ним, — Лёнька, бросив острый взгляд и на миг усмехнувшись, слова Лаврова подтверждает, распоряжается холодно и высокомерно, — и остальные двое тоже.
— Но Аркадий Петрович…
Начальник безопасности хмурится еще больше.
Мрачнеет.
— К Аркадию Петровичу поеду только я, — Леонид Аркадьевич, достойный сын своего отца, встает неловко и приглушенный стон сквозь стиснутые зубы слышу лишь я.
Он же хромая подходит к Виктору, хлопает его по плечу и предлагает задушевно:
— Поехали домой, Вить.
Глава 32
Лёнька уезжает.
Скрываются за поворотом, полыхая алыми фарами, два близнецовых внедорожника, и на пустынной стоянке я остаюсь наедине с Лавровым.
Он стоит за спиной, и тяжелый взгляд слишком явственно ощущается затылком, прожигает насквозь и повернуться невозможно.
Заговорить.
Сказать, спросить, извиниться, сделать хоть что-то.
Напряжение, безмерно материальное, сковывает, связывает по рукам и ногам, и звук хлопающей двери машины бьет по нервам.
— Ребят, я, конечно, понимаю, что встречать рассвет вдвоем очешуенно, но может сначала поможете сирым и убогим, — знакомый голос знакомо весело раздается позади.
И в Зажигалке Кирилл Александрович, оказывается, что-то забыл в компании Степана Германовича. И к другу Лаврова, старательно не глядя на самого Лаврова, повернуться гораздо легче.
Проще поздороваться.