Нюма, Самвел и собачка Точка
Шрифт:
Нюма привел себя в порядок, затянул змейку плаща и проговорил:
— Почему ты меня обижаешь? И тогда, после возвращения из больницы, вдруг наговорил мне гадости. И сейчас.
Самвел также привел себя в порядок, поправил сползший капюшон и ответил:
— Потому, что я умный армянин. Еще в больнице… я старался продержаться подольше. «Карантин-шмарантин». Никакого карантина не было… Хотел, чтобы ты от меня отвык. И сейчас тоже. Чтобы ты на меня очень разозлился…
— Почему? —
— Когда меня выгонят из комнаты в твоей квартире… И я уйду… Не знаю куда — в Америку или в другое место… Я хочу, чтобы ты сказал: «Очень хорошо! Этот Самвел — неблагодарный сукин сын». И тебе будет легче на душе… Потому, что я тебя люблю.
Самвел провел кулаком по щеке. Нюма сделал несколько шагов вперед, обернулся, посмотрел на Самвела.
— Первый раз тебя вижу пьяным, — проговорил Нюма.
— Ара, на себя посмотри! — буркнул Самвел. — Еще упадешь…
Всю дорогу они молчали и только сопели. Каждый на свой лад. Нюма сопел громко, временами что-то бормоча. Самвел несколько тише, с присвистом, о чем-то размышляя… Временами они разом умолкали. И Точка оборачивалась, не угодили ли старики в какой-нибудь сугроб? Уж очень плохо убирали улицы от снега…
Единственную фразу бросил Самвел уже у самого дома, на Бармалеевой:
— Смотри, нашла все-таки…
— Все собаки, — просто собаки, а Точка — хо-о-орошая собака, — похвалил Нюма.
Двор был пуст. Точка вбежала на крыльцо подъезда в ожидании, когда подтянутся хозяева и, поскуливая, сучила лапами.
В прихожей она заметалась, обнюхала забытые углы и опрометью бросилась в глубину квартиры.
— Чай будешь пить? — спросил Нюма, расправляясь со своим плащом.
— Какой чай? Половина первого ночи! — Самвел повесил на крючок одежду, привычно ругнул висящий на стене велосипед и ушел в свою комнату.
— Как хочешь. Я выпью кружку, — вслед проговорил Нюма и, выйдя на кухню, зажег под чайником конфорку.
Налил в миску воду и размешал ложку сгущенки для особого удовольствия. Едва он задвинул миску под раковину, как на кухню стремительно вернулся Самвел. К его тощему носатому лицу прилипла хмельная растерянная улыбка.
— Слушай, она что сделала! — покачал головой Самвел. — Взяла мой тапок и отнесла в твою комнату.
— Как?! — удивился Нюма. — В мою комнату?
— Один отнести успела. Я застал, когда несла второй… Видишь, уже меня из комнаты выселяют… А ты все бегаешь в жилконтору за справками. — Самвел махнул ладонью. — Ладно, налей мне тоже. Заодно.
Нюма сдвинул с конфорки прокопченный щекастый чайник. Поискал глазами, во что налить чай соседу.
— Счас, счас, — Самвел достал с полки синюю кружку с надписью «Привет из Цхалтубо» и придвинул под мятое горлышко чайника. —
Прихватив причудливо изогнутое ушко посудины, Самвел подсел к своему столику, что притулился к окну на «восточной» стороне кухни. Нюма остался сидеть на своей, «западной» части кухни, некогда условно разграниченной баламутной дочерью Фирой…
— Я все хочу тебя спросить: где этот Цхалтубо? — проговорил Нюма.
— А черт его знает. Кажется, где-то в Грузии. Курорт. Грязями лечат. Я там не был.
— Хорошо было бы тебе, для спины.
— Теперь все накрылось медным тазом, — вздохнул Самвел.
Несколько минут они нежили руки, обхватив ладонями горячее тельце своих кружек, устремив взор в пространство.
— Интересно, что она там делает? — Нюма кивнул в глубь квартиры.
— Наверно, мою мебель к тебе перетаскивает, — мрачно пошутил Самвел.
— Точка, Точка! — позвал Нюма. — Иди сюда, собачка…
Раздался частый цокот коготков о линолеум, и из дверного проема высунулась проказливая мордочка.
— Слушай, что ты все: «собачка да собачка»? — проговорил Самвел. — Она уже взрослая дама… Сколько ей было, когда появился тот шмендрик? Да и мы ее держим чуть ли не год…
— Для родителей, она всегда будет ребенком, — ответил Нюма.
«Два старых болвана, — подумала Точка. — Знали бы вы того черного пса при ошейнике, с которым я снюхалась осенью в зарослях у Зоопарка. Представляю ваши физиономии через несколько недель. Особенно твою, Нюмка. Все ждешь внуков от своей блудливой Фирки. Вот и дождешься. Мы, собаки, абортов не делаем».
Точка подошла к миске и принялась торопливо лакать вкусное питье розовым язычком, свернутым в ковшик. Выражая удовольствие дрожью кончика хвоста. Осушив миску, она провела язычком по губам и опустилась на свою лежанку из старого паласа. Подняла голову, посмотрела на Нюму, потом на Самвела — не пора ли им гасить свет и разойтись по комнатам…
— Ладно, ладно. Явилась хозяйка, — Самвел верно оценил ее взгляд. — Пошли спать, сосед, пора.
Нюма сделал несколько глотков и отодвинул кружку.
— Знаешь… только не обижайся, — он искоса взглянул на Самвела. — Хорошо?
— Хорошо, не обижусь, — кивнул Самвел. — Что еще?
— Я как-то смотрел карту… В Азербайджане есть такая область. Со столицей Нахичевань…
— Ну, есть, — удивился Самвел. — Тебе, что?
— Она на самой границе с Арменией. Не так, как этот Карабах. Да?
— Предположим, — настороженно произнес Самвел. — Дальше, что?
— Если всех азербайджанцев переселить в Карабах, а всем армянам переехать в Нахичевань. И отдать эту Нахичевань Армении, а Карабах оставить Азербайджану… Что скажешь?