О, боже, снова Париж! Наблюдая за французами
Шрифт:
От этих слов мое настроение резко поднялось, как и то, что скрывалось в моих шортах.
– Но с другими мужчинами, – продолжала Флоранс, – иногда приходится повозиться, убеждая их в том, что они могут доставить женщине удовольствие, даже показывать им, как это делается. Помню одного парня, так у него zizi был гораздо скромнее, чем у тебя, но он…
Вот оно, основное правило жизни, подумал я. Такое же незамысловатое и глубокое по сути, как и то, что нельзя заходить в двери лифта, не убедившись в том, что кабина перед вами. Не комментируй размеры чужих пенисов, иначе сам угодишь в яму.
2
Когда я сажусь на велосипед, меня, как любого нормального парня, начинают одолевать половые проблемы. Хромосомные, если быть точным. Лично мне совсем не хочется, выбиваясь из сил, крутить педали – это мои мужские хромосомы жаждут скорости.
Вот и сейчас они гнали меня вперед, требовали, чтобы я оставил Флоранс позади, пусть медленно катит к дому. Они хотели, чтобы я резко свернул с главной дороги, исколесил все тропки и, сделав крюк, вынырнул прямо перед Флоранс или чтоб, на худой конец, ехал рядом с ней, выписывая зигзаги, не держась руками за руль.
Впрочем, как выяснилось, я работал ногами на пределе своих возможностей, но все равно проиграл бы гонку даже одноногому лобстеру. А все потому, что под каменным навесом дома отца Флоранс хранилось четыре велосипеда, и это были самые дряхлые и самые ржавые велики в истории человечества. Рамы, колеса, цепи и руль были покрыты коричневой чешуей ржавчины; даже резина проржавела, а мне всегда казалось, что это невозможно с чисто научной точки зрения.
Очевидно, велики были куплены вместе с домом, но Флоранс настояла на том, чтобы мы ими пользовались, хотя они превращали то, что могло бы стать приятной шестикилометровой прогулкой по ухоженным велосипедным дорожкам, в великое противостояние лязгающего старого железа и наших беззащитных нижних конечностей.
Честно признаться, красивая девушка на старом велосипеде смотрится особенно сексуально – наверное, все дело в контрасте, это как горячий десерт с мороженым. Но нет ничего сексуального в том, чтобы биться копчиком о твердое, как камень, седло в отсутствие даже намека на подвеску. Каждая трещинка на велосипедной дорожке отдавалась вибрацией в области таза и угрожала перетасовкой зубов во рту.
Возвращение с пляжа на этих ржавых велосипедах могло сравниться разве что с нашим многострадальным путешествием через всю Францию к острову Ре.
Наутро после того, как Бриджит затопила ванную комнату, я попросил Мишеля отвезти нас в Брив, где мы сели на местный поезд и двинулись через Дордонь. Этот train regional, мини-TGV [77] , был таким новым, что пассажиры, заходя в вагон, говорили: «О, пардон», поскольку думали, что оказались в первом классе. Кстати, среди тех, кто с комфортом пересекал Дордонь, не было ни одного англоговорящего пассажира, что лишний раз показывает, насколько мы отвыкли ездить на поездах, напуганные страшилками о британских железных дорогах.
77
TGV – скоростной электропоезд.
Приятная часть нашего путешествия, с удобствами и кондиционером, закончилась, когда мы добрались до Бордо. У перрона нас ждал магистральный поезд (французские железнодорожники в этом смысле очень вежливы – они дожидаются прибытия стыковочных поездов), но беда в том, что мы не забронировали места. А этот монстр из двадцати вагонов был битком набит теми, кто заранее позаботился приобрести билеты для предстоящей миграции вдоль западного побережья от Биаррица до Нанта. Если бы не улыбки отпускников и не пляжная одежда, можно было подумать, что вся Юго-Западная Франция спасается от испанской интервенции. Восьмиместные купе были плотно оккупированы семьями, которые благополучно уплетали заготовленную в дорогу провизию, болтали, играли в карты, а их чемоданы перегораживали коридоры или опасно балансировали на багажных полках, угрожая устроить похрапывающему деду жестокую побудку.
Мы с Флоранс с трудом прокладывали себе путь по вагонам, карабкаясь по горам багажа и людским головам, словно пауки по угольным кучам, пока не сдались, рухнув у дверей туалета вагона первого класса. Здесь нас то и дело беспокоили сердитые пассажиры, которые подозревали, что мы явно не относимся к той категории путешественников, для которой предназначен вагон, а подоспевший контролер и вовсе заявил, что мы должны доплатить за счастье стоять под дверью столь привилегированного туалета.
Я заплатил, но только при условии, что он найдет нам место, что он и сделал. Место было одно, и я галантно уступил его Флоранс, а сам вернулся исполнять роль консьержа у представительской уборной.
Мы сошли с поезда в Ла-Рошель и отправились запихивать свои сумки в багажное отделение нестерпимо душного автобуса. Всего через полчаса мучений в пробке, которая растянулась по мосту до самого острова, мы оказались в туристической зоне, так что потеть в раскаленном от солнца автобусе казалось делом вполне естественным. Мы ехали по деревенькам из одноэтажных белых домиков с выгоревшими черепичными крышами. Люди здесь бродили полураздетые и никуда не спешили, было видно, что они просто курсируют между домом и пляжем. Флоранс сняла с себя футболку и осталась в топе-бикини, так что теперь я сидел рядом с настоящей пляжной куколкой.
Придорожные вывески обещали дешевый прокат велосипедов и свежие морепродукты, указывали путь к кемпингам, отелям и туристическим деревням. Даже рекламные афиши бродячего цирка с его пестрым клоуном и грустным слоном создавали атмосферу праздника.
Все с любопытством разглядывали и запоминали мельчайшие черты местечка, где предстояло провести ближайшие две недели. Или, насколько я знал французов, месяц или два.
Я говорю «все», но группа избранных все-таки проявляла нарочитое равнодушие к отпускным декорациям. Наш автобус был шаттлом для дочек из богатых резиденций острова. Девушки, все как одна, были с конским хвостом золотых волос, в обтягивающем топе без рукавов, солнцезащитных очках с логотипом известных марок, и казалось, что они приросли к своим телефонам или МР3-плеерам. Почти на каждой остановке из автобуса выходила одна девушка, а то и две, и каждую встречал кто-то из загорелых родителей, в шортах с прорехами и на машине с парижскими номерами, или старший брат, босой и с голым торсом, на «мини-моуке».
Мы с Флоранс держали путь в самый дальний конец острова, к маленькому порту с замечательным названием Арс, которое произносилось именно так, как я и думал. Я настоял на том, чтобы лично купить билеты, исключительно ради удовольствия залезть в автобус и спросить у водителя: «Вы едете в задницу?» [78] В Англии за такой вопрос убили бы. Я уже предвкушал какую-нибудь парижскую вечеринку, когда в разговоре о проведенном отпуске смогу сказать девушке: «Обожаю задницу».
78
Намека на то, что французское название созвучно английскому слову arse – «задница» (груб.).