О людях и зверях
Шрифт:
Начальник заворотил носом, пошевелил усами незаметно.
– Учитывая тот факт, что это первый рабочий день, я могу отпустить вас на полтора часа раньше, – протянул он. – Если вопросов нет – можете быть свободны.
– Разрешите идти? – машинально спросил я.
– Иди.
На выходе из кабинета меня встретил невысокий резвый мужчина с приятной улыбкой и виноватым лицом.
– Как еще раз твоя фамилия? – бросил напоследок Данил Иванович.
– Домс, товарищ подполковник.
– Ну и фамилия… Чудная.
– Как пиво, – пошутил я.
– Точно. Как
С этого момента я понял, что начальник у меня превосходный.
***
Территория оказалась огромной. Мы вместе с Валерием Сергеевичем безустанно бродили около часа. Он говорил быстро, время от времени проглатывал слова, но повествовательная манера, в целом, мне нравилась. Правда, из всего, что он рассказывал на одном дыхании, я улавливал процентов десять, и то, половина из них были собственные слова-паразиты моего экскурсовода. Он был майором, когда служба сделала реверанс и отправила на ранний военный покой заводного человечка. Валерий Сергеевич, придя домой на осознанную пенсию, не знал что с ней делать. Первую неделю он отдыхал, не веря в происходящее. Вторую не знал чем себя занять. На третью он оделся как гражданский и запланировал маленькое возвращение великого человека. Дома можно было умереть от скуки, копаясь в рассадах. А здесь, в части, он оставил львиную долю жизни, поэтому решил вернуться на работу, чтобы почувствовать себя единым целым. Я как-то читал, что заключенные тоже не очень стремятся на волю, отсидев два-три десятка лет. Стопроцентное сходство.
– Смотри, значит. – Валерий Сергеевич размахивал руками, пытаясь охватить полгектара земли. – Это городок пограничного контроля. Вот летний класс, пост наблюдения и контрольно-следовая полоса, на которой курсанты изучают трасологию.
– Наука про следы? – уточнил я.
– Правильно.
Ура, Кирилл. Десять балов гриффиндору.
–К нам, значит, приезжали многие известные люди, и одним из них был коренной индеец, кажется. Он еще ведет передачу на дискавери, может знаешь.
– Нет, знать всех индейцев поголовно у меня нет возможности, – улыбнулся я, после чего добавил: – И желания тоже.
Валерий Сергеевич пропустил мои реплики мимо ушей и побрел дальше.
– Трасология очень помогает узнать физиологические данные человека по отпечатку ног на песке.
– Что, серьезно?
Признаться, меня удивил тот набор информации, которую он выливал на меня потоком. Вроде и военное, но интересное. Парадокс.
– Про пост наблюдения скажу еще пару слов. Возле него строго настрого запрещают курить.
– Почему? Взорваться может?
– Сгореть, – констатировал он. – Причем дотла. Как спичка. Знаешь почему?
– Неа.
Майор запаса снисходительно улыбнулся.
– Значит, в советском союзе как было? Все должно быть аккуратно, чисто и покрашено. И побелено. Новая краска ложилась поверх старой каждый год. Можешь себе представить, как это все летом, почти в сорокаградусную жару, выдержит искру.
– Никак, – сказал я. – Вспыхнет в один момент.
– Вот-вот. Поэтому еще с тех времен огонь возле поста наблюдения сродни… сродни…
– Тяжкому преступлению, – закончил я.
– В точку, значит.
Мы прошлись к питомнику, где меня познакомили с пятью видами пород с наиболее выраженной нюхово-поисковой реакцией: бельгийские овчарки, немецкие овчарки, спаниели, лабрадоры и терьеры. Большинство из них были еще щенками, скачущими в вольерах группками по четыре-шесть пушистых комка. Они бодались, кусали друг друга, прыгали на клетку, пытаясь дотянутся гладким языком к ладоням. Социализировались, одним словом.
– Это щенки малинуа, – показал Сергеевич на просторную клетку с худыми, инфантильными щенками. Лишь один из них приподнял голову на наши голоса; я думал, он мне улыбается, но песик лишь зевнул и опустил мордочку на лапы, тесней прижавшись к братьям и сестрам.
– Вялые они что-то, – сказал я, поднимаясь с колен.
– Они просто отдыхают. Пошли дальше.
Следующая клетка тряслась, будто туда поселили особо буйного военного. На самом же деле там устраивали переворот черные как смола лабрадоры, полуторамесячные от силы. Ни один не мог остановиться хотя бы на секунду и разглядеть мир вокруг себя. Им надо было бегать, грызть, облизывать кого-нибудь, переворачиваться на спину, выкручиваться из-под чьих-нибудь лап. Сколько их там находилось, я так и не успел разобрать.
– Восемь, – небрежно бросил Валерий Сергеевич.
– У вас наметанный глаз, – удивился я.
Он улыбнулся.
– У меня хорошая память.
Идти к остальным я вежливо отказался. Валерий Сергеевич не возражал – судя по его выражению лица, он с удовольствием отдал бы меня назад начальнику.
– В принципе, я тебе все показал. За пределами части есть учебные поля, где проводятся занятия с розыскными собаками. Если хочешь, можешь сходить с какой-нибудь группой, посмотреть, как все проводится.
– Хорошо. А сейчас что?
Мы уходили с отдела разведения собак через тренировочную площадку, где щенков обучали преодолению различных препятствий, где с ними игрались мячиками и тряпками – баловали, как мне показалось.
– Валерий Сергеевич!
Мы обернулись. В дверях здания отдела стояла женщина лет тридцати. Черный пучок волос, собранный в хвост, и военная форма. Форма, кстати, всем женщинам придавала вид гладильной доски, невзирая на вид внешности. Одним словом, какой красивой бы женщина не была, одевая форму она превращалась в гадкого утенка, в золушку или горбуна из нотрдама – кому какое определение больше подходило.
– Вот так и убивают в женщине женщину, – тихо пробурчал я, чтобы мой экскурсовод не услышал.
– Валерий Сергеевич, может… – женщина показала кулак, выставив большой палец и мизинец в стороны, и дернула рукой вверх ко рту, будто переворачивая что-то.
– Я попозже зайду, – помахал он ей рукой, и женщина исчезла в помещении.
– Они вам выпить предлагали? Посреди рабочего дня?!
Я еще долго вспоминал этот алкоголический жест. Но Валерий Сергеевич лишь похлопал меня по плечу.