О моя дорогая, моя несравненная леди
Шрифт:
Разрывать контакт не хотелось, но и оставаться в безвестности также представлялось неправильным. Он совсем уже было решился открыть глаза, когда знакомый голос спросил:
– Загораем?
– Нет.
– улыбнулся он и почувствовал, что Лена присела рядом с ним.
– Глаза тренируем.
– Глаза?
– Ага.
– подтвердил Кирилл.
– Есть, знаешь, такой проверенный снайперский приемчик, позволяющий всегда держать глазки в тонусе.
– Сложный? Расскажешь?
– Да ради бога. Просто садишься в погожий денек, вроде этого, на самом солнцепеке и смотришь на солнце
– Разве можно смотреть на солнце?
– удивилась Лена.
– Открытыми глазами - ни за что, а закрытыми - запросто.
– И долго нужно смотреть?
– Минут пять-десять, не больше.
– ответил он, по-прежнему не открывая глаз.
– И что будет?
– Если я сейчас начну тебе рассказывать, это получится гораздо дольше, чем ты сама возьмешь и попробуешь. И менее понятно.
– А это не больно?
– Нет, это щекотно!
– хмыкнул Кирилл.
– Ну-ну.
– ответила Лена и замолчала. Несколько раз характерно пискнул мобильный телефон.
Кирилл почувствовал как она несколько раз повернулась, устраиваясь поудобнее, а потом успокоилась, найдя, видимо, оптимальное положение. Сам же он выждал еще немного, затем встал и, отвернувшись от солнца, медленно открыл глаза.
Хотя он и проделывал это уже не одну сотню (если не тысячу) раз, но все равно не уставал удивляться эффекту этого нехитрого приема. И синева морского простора и лазурь небесного свода, и бледная желтизна песка и зелень пальмовых крон, все, буквально все краски мира обрели невероятную, просто фантастическую яркость и глубину, блеск и сочность. То же самое бывает когда старую картину, десятилетиями пылившуюся в запасниках музея извлекают на свет божий. По мере того как осторожные, невесомые прикосновения освобождают ее от пыли, из-под серой дымки проступают истинные краски и полотно начинает играть как драгоценный камень. Если, конечно, оно было таковым изначально.
С реальным миром все еще сильнее. Контрастнее. Ярче.
Реальный мир - самое совершенное полотно и оно стоит того, чтобы смотреть на него широко открытыми и чистыми глазами...
Кирилл повернулся и присел на корточки перед Леной. Она сосредоточенно всматривалась в яркую звезду, раскалявшую пляж. По крайней мере, со стороны это выглядело именно так: головка ее слегка поворачивалась, словно она хотела лучше рассмотреть солнечный диск сквозь опущенные веки.
Белый лиф купальника втугую обтягивал высокую, упругую грудь, не самого крупного, но все же впечатляющего размера. Яркие пляжные шорты скрывали ноги до колен. Легкие шлепанцы были небрежно отброшены в сторону.
Кирилл рассматривал ее лицо, размышляя: какое странное ощущение оставляет человек, когда он не спит, но, вместе с тем, и не открывает глаза. Лицо, живущее отдельно от глаз, передающее эмоции в отрыве от них, кажется настолько неестественным, что производит едва ли не отталкивающее впечатление. Словно перстень, в котором на месте самоцвета зияет дырка...
Зуммер невидимой, но близкой трубки, прервал его размышления, заставив оглядеться по сторонам.
– Все.
– сказала Лена, на ощупь, не открывая глаз, достав телефон из кармана шорт и заставив его замолчать.
– Пять минут прошло.
– Ты чего, будильник в трубке завела?
– улыбнулся Кирилл.
– Нет!
– раздраженно ответила она.
– Таймер обратного отсчета! Чего делать-то?
– Глаза хорошо прогрелись?
– Вроде нормально.
– Ну, тогда - вставай!
– он протянул ей руку и помог подняться на ноги.
Развернул спиной к солнцу и велел:
– Теперь - смотри.
Лена открыла глаза.
Поначалу она просто смотрела перед собой, словно не вполне понимая - что видит, а потом провела по глазам рукой и восторженно выдохнула:
– Ух ты! Ну и ну!
– Ага!
– удовлетворенно кивнул Кирилл.
– Есть результат?
– Не то слово!
– Ну и какие впечатления?
Лена покачала головой, продолжая восторженно оглядываться по сторонам:
– Не знаю, что и сказать. Это как...
– она замерла на полуслове.
– Это все равно как ехал в машине с грязнющими стеклами и вдруг: бац! и все очистилось в один момент! Кристальная чистота вместо мутных разводов...
– Хорошо сказано.
– одобрил Кирилл.
– Правда, "с одним моментом" ты дала маху. Чтобы глаза глубоко прогрелись, и кровь в них побежала веселее, требуется все же некоторое время. Но когда это происходит, эффект действительно получается совершенно неожиданный. С них словно пленку мутную снимают. Этот нехитрый приемчик любой снайпер или разведчик должен знать. Знаешь как глаза устают, мутнеют, замыливаются когда в засаде сидишь или в дозоре наблюдаешь за местами вероятного появления вероятного противника? Вообще - сил нет!
– Это ты на войне выучился?
– Ага. А потом обнаружил, что и в гражданской жизни, для творческих, так сказать, потребностей данная методика отлично подходит. Художник - тот же снайпер - без хорошего, чистого глаза - стопроцентный инвалид. Жаль только, на туманных невских берегах этой замечательной процедурой часто не побалуешься!
– рассмеялся Кирилл.
– Туго у нас там с солнцем. Очень туго.
– Значит здесь надо запасаться.
– подсказала Лена.
– Или...
– Или что?
– Да нет, ничего.
– она махнула рукой, будто отогнав мысль, не вовремя пришедшую ей на ум.
– Вон, кстати, и Пашка идет.
Кирилл обернулся и увидел приятеля, шагавшего вдоль полосы прибоя.
– Пожалуй, начнем.
– сказал он, когда Паша подошел к ним.
– С чего начнем?
– С внешнего вида, естественно.
– Кирилл критически осмотрел своих натурщиков.
– Шорты нужно снять.
– сказал он Лене.
– О, серьезное начало!
– улыбнулась та, избавляясь от шорт.
– Алена, а я же тебе говорил: настоящие живописцы своих моделей только в обнаженном виде рисуют!
– нравоучительно покачал пальцем Паша.
– Может мне тоже что-нибудь снять?
– поинтересовался он.
– В-третьих, настоящие живописцы не рисуют, а пишут!
– рассмеялся живописец.
– Во-вторых, пишут они только натурщиков, а не моделей, ну и во-первых, - снимай футболку!
– закончил он.
– Всего-то?! Ты, смотри, земеля, не стесняйся и ни в чем себе не отказывай! Если надо я и штаны могу...