О моя дорогая, моя несравненная леди

Яшенин Дмитрий

Спустившись, Кирилл увидел... даже не грот, а огромную пещеру, уходившую вглубь основания почившего вулкана. Сняв с пояса фонарь, Паша включил его и посветил внутрь. Луч заплясал на базальтовых стенах, распугивая больших пучеглазых рыб, шарахавшихся от него во все стороны.

Паша посмотрел на Кирилла и указал внутрь черного провала. Стекло маски не могло скрыть озорные, мальчишеские огоньки, сверкнувшие в его глазах.

Кирилл еще раз оценил остаток воздуха в баллоне, пожал плечами и, запалив собственный фонарь, сделал Лене знак следовать за ними...

*

– Ну, а

сам ты его с чем сравниваешь?
– Лена размахнулась и швырнула камень.

– Кого - его?
– спросил Кирилл, глядя как тот описал дугу и плюхнулся в воду далеко под обрывом.

– Вдохновение.

Вспомнив ночной разговор, Кирилл усмехнулся и пожал плечами:

– Есть у меня один пример. Правда, послабее того, что использовал мой профессор.

...Они сидели на капоте "Ленд Ровера", стоявшего у самого берегового обрыва. Обрыв резко спускался вниз, переходя в неширокий, изгибавшийся красивой, правильной лукой пляж. Пляж тянулся до самого мыса, замыкавшего небольшую бухточку с запада.

За мысом лежал Судак...

...Почти весь день они кочевали из одной бухты в другую между мысами Рыбачий и Француженка, разыскивая интересное, заманчивое местечко для пленэра. Однако преуспеть в этом не смогли. Все без исключения места казались им на редкость тривиальными, недостойными стать достойными декорациями давно задуманного эпического полотна "Афродита Тавридская". Несколько раз выкупавшись и нырнув в пустынных бухточках, живописец и его натурщица так и не прикоснулись ни к мольберту, ни к остальным рисовальным принадлежностям, уныло громыхавшим на заднем сидении внедорожника когда тот, вальяжно переваливаясь с боку на бок, поднимался или спускался по грунтовке к морю.

Работа не шла совершенно.

Вдохновение, словно обидевшись на вчерашнюю отповедь Кирилла, не торопилось осенять его своим крылом.

Вместо этого, не пойми с чего, нахлынули воспоминания о жарком "зимнем лете" и карибских погружениях, отвлекавшие, еще больше мешавшие сосредоточиться...

– И что же это за пример?
– спросила Лена.

– Чисто армейский. Боюсь, тебе он будет не вполне понятен...

– Да это ты просто не слышал какие разговоры идут у нас дома, когда Пашкины друзья приходят!
– рассмеялась она.
– Так мозги запудрят всевозможной армейской галиматьей - спасу нет! Так что - излагай.

– Армейскую галиматью?
– усмехнулся Кирилл.
– Ладно, слушай. Мне, как снайперу, связка вдохновение - творение представляется в виде патрона...

– Патрона?! Какого патрона?

– 7,62 миллиметра. Творением, произведением, шедевром, если угодно, здесь является пуля. Согласись, аналогия неплохая: подобно пуле, произведение искусства способно... разить, поражать...

– Сбивать с ног!

– Точно. Ну а исходной точкой выстрела всегда является вспышка капсюля, который мы уподобим...

– Вдохновению?

– И снова - в десяточку. Именно вдохновению. Как капсюль - пуле, вдохновение дает первый импульс произведению, творческой работе. Но это - с одной стороны. С другой же - на одной вспышке капсюля, на этом первоначальном импульсе, пуля далеко-то не улетит. Если уж совсем точно: она вовсе никуда не улетит. Даже ствола не покинет. То же самое и с творчеством: на одном лишь вдохновении много не сотворишь. Возможно в каких-то отдельных, специфических видах искусства - да, но в большинстве случаев - нет...

– Например?

– Например?

– Да. Что это за специфические виды искусства?

– Ну, например - поэзия. Хотя...
– Кирилл замолчал, размышляя над собственными словами. Солнце уже ощутимо склонилось к морской равнине, подпустив в желто-оранжевую гамму своих лучей сказочно красивой золотистой красноты. Или - червонного золота?
– Хотя, пожалуй, и в поэзии, при всей ее стремительности, одно лишь вдохновение мало что решает. Выплеснув на лист свои мысли, чувства,

идеи, то есть свое вдохновение, настоящий поэт потом еще работает и работает с ними, переставляя и подбирая слова, в поисках самого верного и точного, шлифуя рифму, выправляя размер. Собственно, это и дает ему право называется настоящим поэтом, в отличие от тех кто пишет стихи... только в девятнадцать лет, к двадцати пяти окончательно переходит на прозу, а в сорок не воспринимает уже ничего кроме биржевых сводок. Нет, - сказал он убежденно, - даже в поэзии одного вдохновения мало! Одной только вспышки капсюля для выстрела мало.

– Верно.
– согласилась Лена.
– Вспышка капсюля способна лишь поджечь порох... ну а с чем же ты сравнишь порох в своей модели?

– Во-вторых - не поджечь, так говорят только профаны, а воспламенить.
– поправил ее Кирилл.
– А, во-первых, порох в данной модели я сравню с куражом.

– С куражом? Мне всегда казалось, что кураж - исключительно игрецкое словечко. Разве нет?

– Нет. Не исключительно.
– покачал головой Кирилл.
– У них и у нас, даже разное значение этого слова. Для игроков кураж это - удача, везение... пруха. Для творческого человека кураж - особое состояние души, близкое к вдохновению, но все же отличающееся от него. Кураж - это когда на тебя снизошло вдохновение и ты чувствуешь, что настолько ясно рассмотрел образ, очерченный им, настолько полно ухватил все штрихи и грани будущего шедевра, что не упустишь уже ничего. Кураж - своего рода слепок, фотоснимок вдохновения, хотя, признаюсь, это - довольно грубое сравнение. Вдохновение ушло, улетело, упорхнуло, а снимочек-то остался. И, опираясь на него, ты сможешь закончить работу даже без вдохновения. Понимаешь?

– Откровенно говоря - не очень.

– Ладно, вот тебе пример. Нужно мне было прошлой зимой написать Петропавловскую крепость. Пришел я, получается, на Дворцовую набережную, расположился с этюдником, начал работать. А не получается! Ни в какую дело не идет. Рисую, рисую, а на бумаге - какая-то муть. Ну, то есть графически-то все верно, но... без души. Не картина - строительный эскиз! А погодка-то на улице соответствует сезону: мороз, да еще с нашим невским ветерком. Моментально до костей выстуживает. Промучился я час, замерз, плюнул на все и поехал домой. На следующий день - та же самая история. И на послеследующий - тоже. Короче, мучился я где-то с неделю и совсем уже собирался бросить эту безнадежную затею, как вдруг однажды - случилось! Поймал-таки вдохновение! То ли свет как-то правильно на пейзаж упал, то ли еще что, но вот вдруг увидел я Петропавловку именно так как мне хотелось. И пошло у меня дело. Никакого мороза уже не замечал. Часа три малевал, пока не сообразил, что ни черта уже не вижу - зимний день на Неве короток. Приехал домой, задубевший весь, еле отогрелся, а в голове одна мысль - картина-то и наполовину не закончена, а ну как завтра уже ничего не получится?! Но как только я назавтра снова на том месте оказался, тут же все вернулось! Как будто и не уезжал вовсе. Образ, композиция, тона, светотень - все на месте! Понимаешь: вдохновения уже нет, а картина, созданная им - есть. Словно она у меня в голове отпечаталась и никуда уже оттуда не исчезнет. И не исчезла. Все три дня, что я ее дописывал.

– Значит, кураж, это что-то вроде... эха вдохновения?
– спросила Лена, дослушав его.

– Да.
– согласился Кирилл.
– Эхо вдохновения - сильное сравнение. Точное. Эхо ведь звучит куда дольше самого выстрела. Хоть и затихает постепенно. Так же и кураж: вдохновение уходит, а он остается, хотя и звучит все глуше и глуше...

– А как ты думаешь, есть связь между силой вдохновения и продолжительностью куража, остающегося после него?

– Безусловно есть. Чем сильнее выстрел - тем дольше и громче эхо.
– он замолчал, размышляя о чем-то своем и рассеянно глядя на Солнце, неспешно падающее к горизонту.