О насущном. Европа и современный мир
Шрифт:
Европейские тяжеловесы тем более не собираются отказываться от представления о собственных национальных интересах во внешней политике. Это наглядно в 2003 г. показал кризис евроатлантизма в 2003 г. в связи с интервенцией в Ирак, разногласия вокруг признания независимости Косово, трения между Испанией и Британией из-за Гибралтара, вышедшие на новый уровень после референдума о брекзите, односторонние решения Парижа и Лондона начать военную операцию в Ливии в 2011 г. и т. д. Кроме того, лидеры крупнейших государств ЕС могут предпринимать самостоятельные шаги, движимые не обязательно узконациональными интересами, но и своим представлением об интересах Европы в целом. Так поступил Н. Саркози в августе 2008 г., когда активно подключился к урегулированию грузинского кризиса, не имея на то мандата ЕС; так сделали А. Меркель и Ф. Олланд, отправившись в феврале 2015 г. вначале в Москву, а затем в Минск для урегулирования кризиса на востоке Украины.
Украинский кризис ярко высветил двоякость внешней политики ЕС и входящих в него государств (а также стран-кандидатов). Несмотря на разношёрстность состава организации, тем более в вопросах отношений с Москвой под давлением обстоятельств был достигнут консенсус о введении антироссийских санкций. Однако добиться этого удалось в условиях беспрецедентных: государственный переворот на Украине; крах соглашения 21 февраля 2014 г., первоначально поддержанного Польшей, Францией и Германией; воссоединение Крыма с Россией; очевидное давление, оказанное на своих союзников Вашингтоном.
Но именно в этих обстоятельствах межгосударственный трек отношений в Европе и мире в очередной раз стал для России ведущим. Именно на нём выстраивалась основная часть работы по разъяснению позиции Москвы, по противодействию углублению антироссийской политики, по поиску выходов из опасного положения. Напротив, коллективная внешняя политика ЕС проявила полную неспособность к переводу ситуации из фазы противостояния в фазу урегулирования. Межгосударственный трек позволил в 2014–2015 гг. осуществить государственные визиты президента РФ в Турцию, Австрию, Венгрию, Сербию, приехать в Сочи президенту Финляндии, выйти на подписание соглашения Минск-2. В последующие годы именно этот трек остался ключевым в отношениях России с большинством стран – членов ЕС.
Украинский кризис прорвался наружу болезнью, от которой европейская система безопасности страдала уже не одно десятилетие. Конечно, свою лепту в эскалацию ситуации внесли и конкретные обстоятельства, и человеческий фактор. Но главное было в другом – в неспособности добиться учёта взаимных интересов в сфере региональных интеграционных проектов и общеевропейской безопасности. Что касается собственно украинского измерения кризиса, то не менее верно и то, что его корни – в провалах украинской политической элиты, в несостоятельности политического класса Украины, в игнорировании социально-экономических проблем восточных областей страны и Крыма.
По состоянию на середину 2017 г. высока вероятность перехода украинского конфликта в стадию «замороженного». Насколько этот вариант можно характеризовать как промежуточный, судить сложно, так как эта промежуточность может растянуться на неопределённое количество лет. Об этом говорит опыт других замороженных конфликтов на постсоветском пространстве. Но чтобы ситуация развивалась хотя бы по этому пути, не говоря уже о полноценном урегулировании, требуются не только успехи в рамках «нормандского формата», но и прогресс по линии российско-американских консультаций. Однако с учётом антироссийской истерии в Вашингтоне, ожидать этого в скором времени вряд ли приходится.
Интересно отметить, что в западном политологическом дискурсе, особенно в США, Британии, Канаде, американскому фактору в генезисе и развитии украинского кризиса уделяется гораздо меньше внимания, чем среди российских, да и в целом европейских специалистов. Его роль принижают и основную ответственность за эскалацию ситуации возлагают на Россию. Популярно мнение, что события «евромайдана» стали неожиданностью для Вашингтона и что дальнейшие действия американских политиков и дипломатов носили реактивный характер. Очевидно, что такая точка зрения не только искажает канву событий, но и затрудняет процесс умиротворения, который требует оказания влияния не только со стороны Москвы на ополченцев, но и со стороны США на официальный Киев.
Насколько украинский кризис сделает Россию и ЕС заложниками противостояния по всему спектру их взаимодействия? Может ли украинский трафарет событий в своём худшем воплощении повториться в другом месте, например в Молдове? Представляется, что на сегодня ситуация в Кишинёве во многом развивается по похожему опасному сценарию. Хочется надеяться на то, что Брюссель и национальные столицы стран – членов ЕС извлекут горькие уроки из украинских событий (чего не произошло после грузинского конфликта в августе 2008 г.). Для Евросоюза было бы честно признать политику «европейского соседства», включая «восточное партнёрство», как несостоятельную, более того, усугубившую ряд конфликтов. Решение Ф. Могерини и Й. Ханна, еврокомиссара по вопросам расширения, начать в марте 2015 г. пересмотр политики соседства задало движение в правильном направлении.
С точки зрения особенностей отношений России с различными европейскими странами, в её адрес постоянно звучит критика за связи с антисистемными партиями. Думается, это ошибочная оценка. Во-первых, в любой стране необходимо и дальновидно развивать связи не только с явными фаворитами, но и с оппозиционными силами. Примеры Греции, Италии, Испании показали, что недавние маргиналы могут быстро выйти на большую политическую сцену. Во-вторых, любая политическая сила, действующая легально и в соответствии с национальным законодательством, является законным представителем той или иной части населения. Установление с ней контактов и диалога, особенно когда это способствует целям внешней политики России, не только допустимо, но необходимо. И в большинстве случаев идеологическая ориентация таких политических сил имеет второстепенное значение.
Категория «Запад» не была монолитной в годы холодной войны. Она стала ещё более размытой и неоднозначной за последнюю четверть века. При всей своей остроте украинский кризис демонстрирует это достаточно наглядно. Несмотря на явные неудачи в реализации совместной внешней политики, тем более общей политики безопасности и обороны, Евросоюз, в первую очередь в лице ряда ведущих государств-членов, не отказывается от претензий на особую роль в полицентричном мире нового столетия. Подходы ЕС к дальнейшим взаимоотношениям с Россией будет одним из главных тестов, показывающих, насколько Брюссель способен перейти от слов к делу. Пока этого не произойдёт, политика «двух треков» должна оставаться неизменной в подходах Москвы к диалогу с Европейским союзом и его государствами-членами.
5. Евросфера в зоне высоких рисков
Евросоюз длительное время считался своего рода лабораторией – эталоном, в которой современные алхимики с помощью недавно обретённого философского камня – социальной инженерии и материального благополучия – научились преобразовывать мир вокруг себя и под стать себе. Евросфера, строительство которой началось с шестёрки государств – основателей Европейского экономического сообщества в 1957 г., достигла впечатляющих размеров. Сегодня она охватывает огромное пространство от Португалии до Финляндии, от Эстонии до Кипра. Предполагалось, что евросфера будет вновь и вновь создавать вокруг себя доброжелательное соседство, «пояс безопасности», из которого сможет черпать новых членов, и на границах которых в свою очередь будет возникать новый пояс друзей – кандидатов на вступление в ЕС. Преображающая сила «гравитации» евросферы не ставилась под сомнение, напротив, ожидалось, что чем крупнее становилась организация, тем большую притягательность она должна обретать. Иллюзии или высокомерие сыграли злую шутку с евростроителями – они не заметили накопления критической массы внутренних и внешних проблем, под тяжестью которых интеграционный проект оказался под угрозой.