О насущном. Европа и современный мир
Шрифт:
Серьёзным вызовом будущему ЕС, как и других интеграционных проектов в Старом Свете, является переход регионализации из категории процессов, комплементарных глобализации, в категорию явлений, ведущих к её фрагментации. До недавнего времени считалось, что регионализация мира не противоречит, а напротив, подкрепляет генеральную линию глобализации на всестороннее «стягивание» экономических, социальных, политических и иных пространств. Глубокие противоречия в методологии сочленения региональных интеграций, имеющиеся, например, у России и ЕС, США и Китая, ставят вопрос о пределах глобализации.
В своей истории международные отношения примеряли на себя многочисленные модели развития. Среди них наиболее хрестоматийные: по Гоббсу – «война всех против всех», по Локку и Миллю – модель «естественного состояния человека» и социального договора; модель европоцентричного концерта держав; модели биполярности и моноцентричности, наконец, модель многополярности (или иерархической полицентричности).
Что может стать залогом успеха в условиях полицентричности, пусть даже и иерархической? Какие конкурентные преимущества позволят государствам и их объединениям пройти очередной транзит в циклической истории международных отношений, желательно не только без сдачи своих позиций, но и с увеличением веса на мировой арене? Представляется, что это стратегическое, гибкое мышление, внешняя политика стратегической глубины и предсказуемости, адаптивность, коммунитарность в принятии решений, выстраивание «пояса добрососедства» (коалиций и союзов с твоим участием, в крайнем случае – пояса нейтральных стран), «умная сила», эффективность и привлекательность собственной модели развития, учёт законов «медленной истории», включая цивилизационный фактор [17] .
17
Никонов В. А. Код цивилизации. Что ждёт Россию в мире будущего? М.: Э, 2015.
Этот набор необходимых конкурентных преимуществ ставит перед Россией и Евросоюзом важные вопросы об их готовности и способности успешно преодолеть эпоху «большой дестабилизации».
3. О стратегическом мышлении
О стратегическом мышлении говорят и пишут много.
В мире «большой дестабилизации» спрос на эту тематику будет только возрастать.
Каждый крупный игрок на мировой арене претендует по крайней мере на три вещи:
– во-первых, на способность к осознанию главных трендов современности, на понимание регионального и глобального контекста своих действий, другими словами, на понимание внешней среды, которой этот игрок окружён;
– во-вторых, на основе такого анализа крупный игрок претендует на способность к вычленению главных вызовов и угроз, выстраиванию их в порядке приоритетности;
– и, в-третьих, на основе первых двух способностей он расставляет для себя приоритеты и вырабатывает механизмы по реагированию на наиболее сильные внешние раздражители.
Эти три вещи можно представить в виде вопросов: «Что происходит вокруг?», «Какие в этом для меня риски?», «Что я должен делать?»
Современная история Европы неразрывно связана с внешнеполитическими и экономическими интересами Соединённых Штатов Америки. Более того, даже после избрания Д. Трампа многие европейские страны по сути приравнивают свои национальные интересы к интересам США. В этой связи, прежде чем рассматривать элементы стратегии Евросоюза, полезно оценить ключевые параметры стратегического мышления США на примере документов, которые его призваны выражать; это – Национальная стратегия безопасности (февраль 2015 г.) и Национальная военная стратегия (июнь 2015 г.).
При ответе на вопрос «Что происходит вокруг?» американская стратегическая мысль исходит из следующих параметров:
1. Современная ситуация в мире отличается «крайней непредсказуемостью».
2. В последние годы масштабы «мирового беспорядка» значительно увеличились.
3. Сравнительная военная конкурентоспособность США снижается.
Здесь придраться особенно не к чему. Вряд ли с этими тезисами стали бы спорить большинство экспертов в Евросоюзе, тем более в России.
Но при ответе на вопрос «Какие в этом для меня риски?» картина значительно усложняется. На современном этапе главные угрозы для безопасности Америки, согласно военной стратегии, исходят из двух источников: первый – это ревизионистские государства; второй – экстремистские организации, прибегающие к насилию [18] . В стратегии безопасности источники угроз более многочисленны и расставлены в ином порядке: экстремизм и терроризм, киберугрозы, Россия, изменение климата и заболевания.
18
Violent extremist organizations.
Обращает на себя внимание, что для США, согласно военной стратегии, главными субъектами международных отношений остаются государства, хотя Вашингтон и признаёт растущую роль негосударственного фактора, как над-, так и субгосударственных субъек тов. Процитируем: «Государства остаются доминирующими акторами международной системы».
Надо сказать, что для России такой тезис полностью приемлем, так как её внешняя политика также опирается на принцип «суверенности». А вот в стратегических документах Евросоюза, включая Глобальную стратегию (июнь 2016 г.), его вряд ли стоит искать, так как эта организация претендует на выработку внешней политики на основе «пула суверенитетов», стремясь интегрировать внешнюю политику своих ведущих членов в нечто общее.
Кто же эти государства-ревизионисты, представляющие главный вызов для безопасности США? Их перечисление следует в порядке по мере снижения степени непосредственной угрозы: Россия, Иран, Северная Корея и Китай. Выражение «страны-изгои» уже не употребляется. Оно уступило место новой расширенной категории, в которую входят как некоторые из тех самых «изгоев» – Иран и Северная Корея, так и более серьёзные конкуренты – Россия и Китай.
Что касается экстремистских организаций, то среди них, вполне естественно, выделены «Аль-Каида» и ИГИЛ.
Нельзя не отметить, что в военной стратегии среди этих двух источников угроз на первое место ставятся именно ревизионистские государства. Причём считается, что эта перспектива сохранится на обозримое будущее: «…сегодня и в обозримом будущем мы должны уделять больше внимания вызовам со стороны государственных игроков». Это предсказание можно интерпретировать двояко: или как близорукость, когда в США долго не понимали или не хотели признавать, что главной угрозой становится ИГИЛ, или, напротив, как сознательное утверждение, означающее, что для США ИГИЛ – это угроза локальная и краткосрочная, а «ревизионистские государства» – угроза трансрегиональная и долговременная. Если верна вторая интерпретация, то это вызывает особое беспокойство.
Ещё один примечательный пункт военной стратегии: вероятность вовлечения США в межгосударственную войну с участием другого крупного государства оценивается как низкая, но уточняется, что эта вероятность возрастает.
Новацией являются рассуждения о «гибридной» разновидности конфликтов, которая предоставляет возможность смычки двух главных источников угроз для США. И здесь тема России вновь выходит на первый план. Эта разновидность делится на три подвида:
1. Государство использует свои вооружённые силы под личиной негосударственного игрока (пример – действия России в Крыму);
2. Использование военной силы негосударственным игроком приближается по своему эффекту к действиям государства (пример – ИГИЛ);
3. Использование военной силы государства совместно с негосударственным игроком (пример – действия России и сепаратистов на востоке Украины).
И, наконец, третий вопрос: «Что я должен делать?». Здесь США оперируют понятием «базовых национальных интересов» [19] . В этом можно было бы усмотреть определённое внутреннее противоречие: США называют себя глобальной державой, но в своих действиях отталкиваются от национальных, т. е. от достаточно локализованных интересов. Чтобы разрешить это противоречие, США традиционно используют концепт «американской исключительности» или «незаменимого лидерства», фактически ставя знак равенства между своими национальными интересами и интересами мира в целом. Это наглядно прослеживается по следующим формулировкам – «международный порядок, поддерживаемый лидерством США» [20] или: «международный порядок зиждется на присутствии ВС США в ключевых точках по всему миру».
19
Enduring national interests.
20
A rules-based international order advanced by US leadership.