О, Путник!
Шрифт:
ГРАФИНЯ вздрогнула, напряглась. Я нервно заходил по залу. Подошёл к столу, осушил бокал с прохладной водой. Пёс насторожился и внимательно наблюдал за мною и девушкой.
— Если тебе не нравится существующее положение дел, то скатертью дорога! Никто тебя не держит, ни к чему, помимо твоей воли, не принуждает и не обязывает! Вот так, и никак более! Выматывайся из этого замка, возьми в дорогу столько Гвардейцев, сколько тебе надо, и марш в своё занюханное и затрапезное Графство! Разводи драгоценных Горных Жеребцов, торгуй не менее драгоценными изделиями мастеров Первой
Я не на шутку разволновался, кровь мощной волной прилила к голове, в висках застучало. Да, нервы у меня действительно ни к чёрту! Вспыхиваю по каждому поводу, по любому пустяку. Так нельзя. Хочу моря!
— Эй, люди! Можжевеловки мне!
За дверью послышалось быстрое и лихорадочное движение. Через весьма непродолжительное время в дверь вежливо постучали.
— Входите! — сердито крикнул я.
Дверь моментально открылась, и на её пороге появился весёлый ПОЭТ с большим подносом в руках. На подносе стояли серебряный кувшин, три таких же бокала, тарелка с нарезкой мяса и овощей.
Я, как всегда, мгновенно успокоился, сел на своё место, засмеялся.
— Сударь, вы прямо, как волшебник! Что-то у вас весьма довольный вид. Что случилось? Небось, дёрнули уже рюмашку Можжевеловки, признайтесь честно.
— Сир, признаюсь как на духу, — выпил целых три рюмки для стимуляции творческого процесса, — ПОЭТ поставил поднос на стол, поклонился мне и ГРАФИНЕ, плюхнулся в кресло, с некоторой подчёркнутой вальяжностью свободно расположился в нём.
— И какой же это творческий процесс вы стимулировали? — сухо и иронично спросила ГРАФИНЯ. — Надеюсь, у вас родился очередной шедевр философско-любовной лирики?
— Не угадали, Ваше Сиятельство! Берите выше!
— Что может быть выше? — удивилась ГРАФИНЯ. — Всё остальное только ниже.
— О, женщины, — банальность ваше имя! — я громко рассмеялся. — Истинные вершины поэзии — это Поэма, Ода, Гимн! Кстати, здесь не так уж и важно качество. Главное — мощь, чёткость, чеканность, величественность, торжественность!
Я быстро налил всем в бокалы Можжевеловки, мы чокнулись, молча выпили, закусили. Жидкость горячо разлилась по телу, голова слегка затуманилась, сразу стало покойно и приятно.
— Неужели Гимн Гвардии уже готов?! — удивился я.
— Так точно, Сир! Выполнил все Ваши рекомендации, за качество стихов не ручаюсь, но истинный экстаз в них присутствует.
— Ну-ка, ну-ка, продемонстрируйте! — заинтересовался я, наливая по второму бокалу.
— Сир, я думаю, что моё, так сказать, произведение надо назвать как-то по-другому. Всё-таки Гимн — это действительно нечто эпическое, главное, грандиозное, основополагающее. Гимн Империи! — звучит! Гимн Гвардии! — как-то не очень.
— Согласен, — сказал я. — И что будем делать?
— Марш, — устало произнесла ГРАФИНЯ. — Марш Императорской Гвардии.
— Да, да!!! — воскликнули мы с ПОЭТОМ одновременно. — Вот это именно то, что надо!
— Так вот, Сир, представьте, что Марш исполняется в походе или при пешей атаке. Идут Ваши чудо-богатыри, чеканят шаг, сотрясают землю, рождают у врагов ощущения ужаса, полной безысходности и невозможности дальнейшего бытия!
— Великолепно!!! — с восторгом воскликнул я.
— О, Боже, — простонала ГРАФИНЯ.
— Сир! Марш будет вызывать у наших бойцов непередаваемый экстаз и окрылять, звать к вершинам!
— О, Боже! — ещё один раз простонала ГРАФИНЯ.
— Заткнитесь, сударыня!!! — заорал я.
— Молчу, молчу, Сир!
— Так, так, отлично! Превосходно! Экстаз — это как раз то самое, что нам крайне необходимо — оживился я.
ПОЭТ залпом осушил бокал, вскочил и начал ходьбу на месте, лихо звеня по мрамору полу металлическими набойками на башмаках, одновременно декламируя:
Нам Император дал приказ, С небес раздался Божий глас, Мы победим и в этот раз! Мы — Императорская Гвардия! Все, как один, чеканим шаг, Нам никакой не страшен враг, Ни жар, ни лёд, ни смерч, ни мрак! Мы — Императорская Гвардия! Нас никому не победить, Мы будем жить и не тужить, Своих врагов бесстрашно бить! Мы — Императорская Гвардия! Гвардия, Гвардия, Гвардия — вперёд! Гвардия, Гвардия — не умрёт!!!— Великолепно! Потрясающе! — я единым махом осушил свой бокал, вскочил, присоединился к ПОЭТУ.
Мы замаршировали вместе. Кровь вскипела в жилах, ноги чеканно впечатывались в мрамор, глотки орали на полную мощь, голоса срывались на фальцет. Воздух в зале сгустился, в нём испуганно, тяжело и хаотично металось пламя свечей.
Гвардия, Гвардия, Гвардия — вперёд! Гвардия, Гвардия — не умрёт!На пороге распахнувшейся двери недоумённо застыли встревоженные часовые. Я сделал им знак рукой:
— Присоединяйтесь, господа!
Четверо огромных Гвардейцев, выстроившись вслед за нами по двое, замаршировали, вошли в ритм. Шесть глоток грянули во всю мощь лёгких:
Нас никому не победить! Мы будем жить и не тужить! Своих врагов бесстрашно бить! Мы — Императорская Гвардия! Мы — Императорская Гвардия! Мы — Императорская Гвардия!!! Гвардия, Гвардия — вперёд! Гвардия, гвардия — не умрёт!!!