О, Путник!

Арбеков Александр Анатольевич

— Сир, а может быть всё-таки лучше в Сибирь его, мерзавца и негодяя, ну, на каторгу? — робко прервал меня ПОЭТ. — Пусть там бродит по снегам среди медведей и рысей и питается морошкой, клюквой и ягелем.

— Но есть один очень важный момент, — усмехнулась ГРАФИНЯ.

— Какой!? — насторожился я.

— А вдруг образуются глубокие снега и ударят сильные морозы? И как человеку там жить? Как добывать эти самые клюкву, морошку и ягель? А как же возможно в таких условиях выкопать землянку? Нехорошо как-то, очень нехорошо…

— Что!? — завопил я. — Да здесь все надо мною издеваются!

К чёрту вас всех, к чёрту Империю! Всё! Ухожу! В деревню, в глушь, в Саратов, к ядрёной матери!

— Хватит, прекрати истерику! Сколько можно!? Если снова ещё хоть раз скажешь что-либо о капусте, задушу собственными руками, проткну кинжалом, затопчу Горными Жеребцами! — неожиданно бешено заорала ГРАФИНЯ. — Император мне тут нашёлся! Из тебя Император, — как из меня звездочёт или академик! Иди, ради Бога, — выращивай свою долбанную капусту и вычёсывай блох из шерсти своей вонючей собаки!

— А что, звездочёт из тебя, пожалуй, вышел бы неплохой, — мгновенно успокоившись, усмехнулся я.

В комнате повисла звонкая и тревожная тишина. ГРАФИНЯ и ПОЭТ, раскрыв рты в недоумении воззрились на меня.

— Чего смотрите? Неожиданные перепады настроения и кипение страстей свойственны всем великим личностям. Все гении несносны! Любой неординарный человек немного странен и ненормален, находится не в себе. Ну что, — бывают у меня психические всплески, каюсь. Как говорил Цвейг: «Подходить с мерками морали к одержимому страстью столь же нелепо, как если бы мы вздумали привлечь к ответу вулкан или наложить взыскание на грозу». Вот так…

— И какой же страстью ты одержим? — скептически улыбнулась ГРАФИНЯ.

— Их две, — ухмыльнулся я. — Первая — страсть к тебе. Вторая — страсть к Власти.

Я подошёл к ГРАФИНЕ, обнял её, поцеловал в розовое ушко.

— А ты, однако, в гневе страшна.

— Что, испугался? Знаешь же, что у меня при себе всегда имеется кинжал!

— Да, знаю, знаю, милая… Надо трижды подумать, прежде чем на тебе жениться!

Я с лёгкостью увернулся от пощёчины. Слава Богу, — не от кинжала!!!

— Ах, ты, мерзавец! Куда ты от меня денешься! Зарежу и тебя, и всех твоих шлюх, кем бы они не были! Да и где ты найдёшь такую, как я?! — громко прошипела ГРАФИНЯ, тряхнув каштаном волос.

— Ты же прекрасно знаешь, что я — Бессмертный. И не зарежешь, и найду себе ещё тысячу любовниц!

— Ничего, ничего… Как-нибудь напою тебя, алкоголика и дебила, до умопомрачения, и ночью разрежу на несколько кусков. А потом разбросаю их по округе. Посмотрим мы тогда на твоё бессмертие!

— О, как, ишь ты, ничего себе, однако, ибо?!

— Да, вот так!

— Сир, уж извините, что прерываю Вашу крайне умную и содержательную беседу, но у меня к Вам пара вопросов, — с жадным любопытством и нетерпением обратился ко мне ПОЭТ.

— Боже, ну хоть вы сейчас не перегружайте мой бедный мозг, — устало произнёс я, обессилено плюхаясь на кровать. — Ладно, задавайте ваши вопросы.

— Сир, во-первых, где находится эта глушь, которая в Саратове? Это какая-то конкретная местность или нечто метафизическое, мистическое, сакральное? Во-вторых, кто такой Цвейг. Неужели снова грек?

Я сжал голову руками и зашёлся в безудержном истерическом смехе, который безжалостно сотрясал всё моё бедное израненное тело.

— Дорогой, что с тобой? — тонкие руки ГРАФИНИ обвили мою шею.

— Да ничего страшного, — я поцеловал девушку в шейку. — Странно всё как-то. Сижу вот я здесь, якобы, Бессмертный Император… Сижу непонятно где и непонятно зачем, и отвечаю средневековому поэту на его вопросы о том, где находится Саратов и кто такой Стефан Цвейг! Вот это классическая и абсолютная фантасмагория! Не убавить, не прибавить! Нет, можно ещё добавить тонкого шарма нашей увлекательной беседе: попытаться объяснить вам, как устроен атом и молекула, или рассказать о Чёрных Дырах. А ещё можно поговорить о теории относительности Эйнштейна, или о происхождении видов, или о функциях печени и поджелудочной железы, или о назначении митохондрии в клетке, или о роли эритроцитов, тромбоцитов и лейкоцитов в крови. Столько ещё крайне интересных тем существует на свете. Да… Ибо, однако…

— Успокойся, дорогой. — ГРАФИНЯ прижалась ко мне. — Всё со временем ты нам расскажешь и объяснишь.

— Кстати, соратники мои! А как по вашему, — что собою представляют Острова? — глухо и безнадежно спросил я.

— Ну, Ваше Величество, какой, однако, детский вопрос?! Острова плавают в Океане, который составляет основу нашего мира. Всё вокруг нас Океан, — с улыбкой ответила ГРАФИНЯ.

— Так, понятно… А Солнце и Луна?

— Что Солнце и Луна?

— Ну, что это такое!?

— Сир, это два небесных тела, воплощающие в себе два основополагающих начала — Лёд и Пламень, — бодро пояснил ПОЭТ. — Они вращаются вокруг Океана, попеременно сменяя друг друга.

— А что находится внутри Океана? Он сам на чём-то располагается, зиждется? Имеется ли под ним какая-то основа, платформа, или он представляет собой просто кусок воды в подвешенном состоянии? — устало спросил я. — Если Солнце и Луна вращаются вокруг Океана и Островов, то значит вокруг Океана, над ним и под ним существует какое-то свободное пространство, иначе каким образом эти два небесных тела могут осуществлять своё вращение?

— Сир, вообще-то Океан находится в огромной чёрной ПУСТОТЕ, — мягко, словно обращаясь к ребёнку, сказала ГРАФИНЯ. — Океан — это большая капля воды, на поверхности которой и плавают наши Острова. Он висит в холодном безвоздушном пространстве, а вокруг него вращаются Солнце и Луна.

— А звёзды на ночном небе, это что такое? — вкрадчиво спросил я с иезуитской улыбкой.

— Это такие же миры, как наш, Сир, — ответил ПОЭТ. — Миллиарды миров, Солнц и Лун, вращающихся вокруг неисчислимого множества таких же Океанов, как наш. ПУСТОТА бесконечна. Как-то Вы упомянули такое название э, э, э… Вселенная! Да, да, именно, — Вселенная, какое точное определение ПУСТОТЫ!

Я открыл рот и некоторое время тупо, глупо и удивлённо смотрел на своих собеседников. Я был потрясён, поражён и раздавлен! Такое представление о мироустройстве в раннем средневековье!? Или в среднем!? Чёрт его знает! Невозможно, невероятно, потрясающе! Ведь их представление о Вселенной почти ни чем не отличается от современного взгляда на мироздание!