О театре, о жизни, о себе. Впечатления, размышления, раздумья. Том 2. 2008–2011
Шрифт:
Драматические сцены психологически не глубоки. Одна хороша – разговор Чубрикова с женой. Она (особенно у девочки) выстроена по внутренней линии.
Сказать, талантлив ли режиссер и пойдет ли далеко, не могу. Из такого спектакля ни стиль, ни направление не угадать. Философских рассуждений он не рождает. Он – для удовольствия. Главная его задача – показать товар лицом, и в этом смысле он, конечно, учебный. Актеров я бы «купила», про режиссера задумалась. Моментами скучно, и именно тогда, когда актеры остаются один на один с текстом Чехова (техника есть, а содержания нет). Текст не разобран и внутренние задачи не поставлены. Боюсь, длинного дыхания у спектакля не будет. Его легко заездить. Надоест зрителю эта новая «игрушка», и он отвернется. Нормальная задача – просвистеть, сразу обратить на себя внимание. Но дальше это внимание надо удерживать.
Позвонила после этого М. Смелянская (театральный критик, заместитель
«Школа злословия» с А. Смелянским.
«Тетки» опять плохо подготовлены, поэтому «МХТ – икона стиля», острые углы обойдены, он говорил так, как будто театр сейчас – в лучшей своей поре. Про Булгакова спрашивали, про политику, конечно, про лучших драматургов XX века. Смотрели, как на гуру. А он такой «советский» в своих политизированных оценках. Из драматургов назвал Н. Эрдмана (русский советский драматург, поэт, киносценарист, 1900–1970), М. Булгакова (русский писатель, драматург, театральный режиссёр и актёр 1991–1940), А. Вампилова (русский советский драматург и прозаик 1937–1972). Один из аргументов – их все еще ставят. Если так, как Вампилова в МХТ, без понимания совсем, лучше бы не ставили. Мне лично современные режиссеры (и А. Марин, и Д. Петрунь) доказывают, что Вампилов – плохой драматург. Боюсь, что новые спектакли отвратят от него зрителей и новое поколение режиссеров надолго. О А. Володине (советский драматург, поэт, прозаик, сценарист,1919–2001) А. М. сказал в проброс, замял, совсем невнятно. А. Арбузова (советский драматург, поэт, прозаик, сценарист 1908–1986) снисходительно перечеркнул. В. Розова (русский советский драматург (1913–2004), уничтожил советскостью. Т. Толстая с ним согласилась, а через минуту сказала, что сегодня так часто хочется что-нибудь шашкой порубать, как герой Розова. Дуня спросила, как бороться с этим чувством.
Он: никак.
Она: как гасить раздражение, которое появляется, как только выйдешь на улицу.
Он: жалеть, думать о том, что они скоро умрут.
На этой «веселой» ноте все и закончилось. Тезис правильный – все не вечно, жизнь так коротка, но в этой его реплике не было философии. Это прозвучало не как «моменто мори», (будь лучше и чище, пока жив) а – мои враги когда-нибудь сдохнут, т. е. будут наказаны.
Еще говорили про сериалы и как они губят артистов. А. М. – банально и жестоко: талантливые выживут. Как утешение, приводил в пример старых советских артистов, которые играли в плохих пьесах. Забывая: 1) что даже там они играли хорошо и тратно, добавляя глубины, 2) что помимо этого играли и в хороших пьесах и у блестящих режиссеров, 3) что у них было мировоззрение и понимание того, что хорошо, что плохо. А тут – воспитание бескрылых. Им не дают понимания «выбора» и «отказа».
Я: сериальный тип игры (плоскостной, чисто фабульный, текст без подтекста) проникает и в театр. Раньше актер привносил качество театральной работы в кино, а теперь наоборот.
Что поразило: за те годы, что мы с Толей не общаемся, он не вырос в объеме, ходит по кругу. Все те же интонации, те же цитаты, те же изображения Сталина (с акцентом). Кругозор не расширился, и философии не прибавилось.
10 июня
Звонил Валера С. Статья М. Токаревой в «Новой газете» про журнал «Театр». Хорошая, справедливая. Он пошел работать завлитом к Левитину. Пишет пьесу по Домбровскому, «Факультет ненужных вещей».
Звонила А. Михайлова (театровед в области театрально-декорационного искусства, 1927–2012) . Сказала, что они с И. Уваровой (театральный критик, художник, искусствовед) готовы подписаться под любой бумагой в защиту «Театра» или даже постоять в пикете. Трогательные дамы за 80, вот старая закалка шестидесятников – отклик. Я ее расстроила, сказав, что никто и ничего защищать не собирается. Уварова: если надо развалить дело, то зовут Б. Любимова. Это всем известно. Я: но выводов почему-то не делают. Значит, он такой выгоден. Она: слух про свою близость с Н. Михалковым он, может быть, и сам пустил. «Русофилы, вперед!» – хорошенькая жизнь у нас начинается.
Со слов С. Б. Бенедиктова (советский и российский театральный художник) А. А. рассказала, что на Президиуме Б. Н. сказал, что возьмет «Театр», если будет нормальное финансирование. И второе – обещал наладить старые связи журнала с ГИИ и привлечь серьезных авторов. Это значит, что журнал он не читал. Все эти «хорошие авторы» из ГИИ, в журнале при Валере печатались.
11 июня
Прошло наше обсуждение итогов сезона. Как по-дурацки организовано было, так и прошло. Слава поставил галочку. Пришли и А. Порватов (заместитель руководителя департамента культуры Москвы) и М. Швыдкой, который представился безработным, и Д. Трубочкин сидел, и его заместители. Слава, по-моему, остался доволен. Вел никак, разговор не направлял, поэтому он вяло тек, куда попало. Шахиня не выступала, только рецензировала всех на ходу. Была Маша Седых. Ее пригласили со стороны, как «ведущего критика». Она комментировала всё, протестовала в принципе. Я давно не наблюдала ее «в деле». Для нее линия фронта осталась на месте. То, что говорит Кама, правильно, то, что говорит Смелянский, правильно. И т. д. Но иногда они говорят – разное. Да и все говорят разное. Маша получается просто рупором «общественного мнения». По молодости казалось, что Маша всегда говорила от себя.
А. Шендерова сидела рядом со Славой, во главе стола, но не сделала ничего, чтобы это сомнительное мероприятие выглядело прилично (раз уж ей поручили). Она разочаровывает меня все больше.
В сущности, это все было жалкое зрелище. Миша говорил в основном о критике, что она мышей не ловит, контекста не видит, мыслит точечно. Эту тему потом дружно подхватили, так что Шахиня выступила: «Мы что, собрались разбирать проблемы цеха!?» Даже умный А. Бартошевич говорил вяло и совсем неудачно. Вдруг стал пересказывать свою статью в ВТ, которая вот-вот выйдет. Непомерно восторгался студентами ГИТИСа. То, что я видела и слышала, не вызывает оптимизма. В. Семеновский говорил хорошо. Про журнал, про проблемы. Пытался структурировать. И я вслед за ним. А потом все это как-то постепенно завяло. Одна из самых интересных, но лишь тронутых тем – конформизм нынешней режиссуры. Я сказала про мировоззрение, про их нерисковость, нежелание идти поперек. Привела в пример историю с Гинкасом и Карбаускисом. Шендерова стала К. защищать, хотя я и не нападала. «Знаете, как страшно сегодня в 30 лет не иметь квартиры, дохода, считаться лузером». Так вот я как раз про это. Гинкас и был, когда приехал в Москву, лузером. Только переступить через себя не мог. И все-таки выстраивал биографию.
«Демон» А. Рубинштейна, реж. Г. Тростянецкий. Театр Станиславского и Немировича-Данченко.
Посильнее «Фауста» Гете. Правда, трудно представить, как это в принципе можно поставить. Все-таки абстрактная и фантастическая история. Ясно, что небытово. Гена даже что-то такое придумал, первые пять минут я думала, что получится, а потом все пошло вразнос.
На сцене работал круг, а на нем круглый пандус. Получилось несколько траекторий движения, мир словно плыл, когда пел Демон. Опущенный световой мост с началом увертюры начинал подниматься. От него шли серебрившиеся в полутьме «нити». На пандусе были распластаны, как стало понятно не сразу и это хорошо, крылья демона, что-то шершавое и чешуйчатое (материал мне понравился). Все это постепенно вздымалось, так что казалось, земля удаляется, раскалывается, как при землетрясении. Эффект получился, но потом… Демон по поведению получился душкой-тенором. Боялся оторвать глаза от оркестра, на Тамару почти не смотрел, выступал на зал. Пластика оперного героя-любовника. И голос «бытовой», распластанный вширь, а не вертикальный. Тамаре (Мурадымовой) хотелось посоветовать – не суетиться и не бегать (это я уже видела в «Так поступают все женщины»). Ей кажется, что она грациозна, как лань, а это не так. Второй акт художник С. Пастух цитировал «Ашик-Кериба» С. Параджанова (советский кинорежиссе и сценарист, 1924–1990), но как-то неточно, непонятно, в какой культуре. Задники, как у Уилсона, синий и рыжий. Ангел был тоже цитатой с какой-то картины Возрождения, белые латы с наколенниками, хоругвь… В третьем акте монахини были явно католические по костюмам. Почему? В общем, аляповато.
Если уж вы решили второй акт, среди людей, на свадьбе Тамары, сделать пестрым, то первый и третий акты, диалоги Демона и Ангела, Демона и Тамары, явно просились быть черно-белыми. Так нет, небо было синим, а на задранных в виде свода «крыльях демона» мигали красные лампочки.
Финал был совсем плох. Безумие Тамары М. играла так, будто она Жизель. Все время улыбалась, разводила руками, бегала под крыльями, разглядывала «мироздание». Мелодрама. Демон явился почему-то в белой сорочке, что тоже резало глаз. Все как всегда у Гены нелогично и страдает отсутствием вкуса. А «Демон» все-таки просился быть одетым и исполненным построже. Я подумала, что А. Васильев бы эту оперу сделал. Хотя он бы взбеленился против музыки. Она, конечно, не великая. Но лучше постановки безусловно.