О том, что видел: Воспоминания. Письма
Шрифт:
Пип.
24 августа 1931 г. ЛенинградМилый папа.
Надеюсь, ты получил два моих письма с описанием моих московских похождений. Теперь вот мои похождения ленинградские:
16-го, получив в «Новом Мире» некоторое неясное обещание, что роман мой там пойдет, я покатил домой. Прихожу утром к себе на квартиру — двери заперты, ни Марины, ни Таты. Я к Лиде, и узнаю, что Марину в карете скорой помощи увезли в Мечниковскую больницу. Оказалось, она расчесала москитный укус под коленом, началось воспаление колена — «гнойный бурсит» — температура поднялась до сорока, потребовалась срочная операция. Оперировал ее Бок [230] , под наркозом, гною вышло чуть ли не ведро. К сожалению, операция оказалась не совсем удачной — под коленом образовалась сумка с гноем. Сегодня решится, будет ли Бок ее вскрывать или она сама рассосется. Во всяком случае, Марине лежать еще в больнице недели полторы по крайней
230
Бок Евгений Александрович(1896 —?), хирург.
18-го я был в ГИХЛе у Старчакова и спросил его, как с моим романом. Он ответил: «Одно из трех: либо мы вернем его вам, выплатив 100 % по договору, либо напечатаем его с предисловием, либо напечатаем его, так как есть. Мы еще не знаем». Каково! Я спросил: «Когда же будет окончательный ответ?» — «23-го. Сейчас его читает ответственный товарищ». Я прихожу 23-го. Ответа еще нет. Теперь обещают сказать 26-го. А денег у меня ни копейки. Пробую сварганить кой-какие гешефты с детским отделом, но пока безрезультатно.
У Лиды здоровая молчаливая черноволосая девочка с носом, как Ливанский хребет. Лида очень поздоровела, оживлена, кормит, девочка нравится ей до странности. Цезарь отрастил себе брюхо, как чемодан, и ходит, словно беременный. Вообще, в квартире не осталось даже духа Чуковского. По комнатам рыщет юркая зубная врачиха [231] и острит. Впрочем, завтра она уезжает.
От Бобы пришло письмо. В первых числах сентября он вернется, но ненадолго. Их повезут смотреть Днепрострой. Из Днепростроя он собирается съездить на несколько дней к вам.
231
Вольпе Флора Яковлевна,свекровь Л. К. Чуковской.
Как Мурочка? Не болит ли у нее спинка? Напишите о вашем житье после нашего отъезда, и пусть она мне тоже напишет. Что мама? Кто ходит в «Десятилетие» за едой? Погода тут стоит не плохая. А как у вас? Жарко?
Коля.
24 авг. 1931.
Ленинград 14, Надеждинская, 9, кв. 31.
24 сентября 1931 г. [232] Алупка
232
Датируется по сопоставлению с письмом К. И. Чуковского к Л. К. Чуковской от 24 сентября 1931 г. (Чуковский Корней, Чуковская Лидия. Переписка: 1912–1969. М., 2003. С. 161, 162).
Милый Коля.
Я написал Лиде прилагаемое письмо, но побоялся, не мрачно ли будет, теперь, когда она кормит, оно может подействовать на нее угнетающе. Поэтому посылаю его тебе; реши сам. Если ты не дашь его ей, сообщи, что мы просим пианино не продавать.
Спасибо Марине за письмо к Муре. Оно ее очень порадовало.
Что ответил «Новый мир» о твоем романе? Как поступил ты с той вещью, которую писал у нас [233] ?
Пип.
233
Вероятно, речь идет о повести «Тоня» (Звезда. 1932. № 7).
Денег у меня немножко есть.
Вышла ли «42 параллель» [234] ?
16 октября 1931 г [235] . Апупка
Милый Коля.
Овцы не бывают рогатыми. Между тем у тебя в «Животных героях» фигурирует овца с длинными и острыми рогами (стр. 238 и друг.) [236] . Мура обращает твое внимание на этот рассказ. Пожалуйста, напиши ей по этому поводу. Это ее очень интересует. Сэттон-Томпсон доставил ей радость. Она читает его маме. Просит тебя прислать ей Гофмана [237] . Я писал тебе об этом, но ты не ответил. Пожалуйста, пришли на недельку. Прочтем и возвратим. Сейчас мы ищем во всем Крыму мороженицу и не можем достать. А Муре хочется мороженого! Что ты переводишь? Как твой роман? Привет от Муры — Тате и Марине. (Это письмо наполовину продиктовано ею.)
234
Речь идет об отдельном издании романа американского писателя Джона Дос Пассоса (1896–1970) в переводе В. Стенича. Книга вышла в Москве в ГИХЛе в октябре 1931 г. и вскоре была послана К. И. Чуковскому — см. п. 48.
235
Дата и место — по почт. шт.
236
Речь идет о книге рассказов канадского писателя Эрнеста Сетона-Томпсона (1860–1946) «Животные-герои» (М.; Л., 1929), вышедшей под редакцией Н.
237
Эрнст Теодор Амадей Гофман(1776–1822), немецкий писатель. Речь, по всей видимости, идет о его «Собрании сочинений» (Т. 1–7. М., 1929–1930; не закончено).
Пип.
Не забывай нас.
19 октября 1931 г. Алупка [238]
Вот что, Коля: Муре я больше не нужен. В течение суток у нее есть один нас,когда она хоть немного похожа на прежнюю Муру, — и тогда с ней можно разговаривать. Остальное время — это полутруп, которому больно дышать, больно двигаться, больно жить. Комок боли и ужаса. За врачами бегать уже нет надобности. Так что моя работа здесь заключается в том, что я выношу ведра, кормлю голубей, бегаю в аптеку, и, ворочаясь по ночам с боку на бок, слушаю, как мама каждые 15 минут встает с постели и подает Мурочке судно, а Мурочка плачет, потому что у нее болит колено, болит спина, болит почка, болит грудь. В таком положении (ухудшающемся) Мура будет еще месяца 3. И вот я решил, что в Питере я буду полезнее. Нужно как-то поладить с фининспектором, урезонить ЖАКТ, распутать дела в ОГИЗе, да и Бобе и Лиде помочь, и вытребовать деньги у Академии, у Московского ГИХЛа и пр. (Я, напр., уверен, что мнеудалось бы устроить твой роман в Москве, нажать на Соловьева и Полонского.) Словом, я хочу на две недели уехать отсюда. Но для мамы всех этих надобностей не существует. Для нее все, естественно, сосредоточилось в переживаемой нами трагедии. Поэтому я даже не рискую приводить ей какие бы то ни было доводы. А тебя прошу (по секрету от всех)прислать мне телеграмму: «Приезжай немедленно: фининспектор, ЖАКТ и ОГИЗ требуют твоего присутствия». Эта телеграмма, в которой ведь выражено действительное положение вещей, даст мне возможность сделать в Ленинграде все нужные дела (чтобы вернуться в Крым через 2–3 недели). У меня на руках книга «Шестидесятники», которую надо продать [239] . Я ничего не знаю о Уитмэне [240] . Словом, ты сам понимаешь, что сидеть здесь безвыездно я не имею права. Если бы была хоть тысячная доля надежды спасти Муру, я плюнул бы на все, как плевал до сих пор. Но отравлять ее морфием могут и без меня.
238
Дата и место — по почт. шт. на конверте.
239
См. примеч. 210.
240
См. примеч. 211.
Не пишу тебе подробностей о ней, потому что знаю, что ты будешь реветь, как побитый. Она такая героически мужественная, такая светлая, такая — ну что говорить? Как она до последней минуты цепляется за литературу, — ее единственную радость на земле, — но и литература уже умерла для нее, как умерли голуби, умерла Виолетта [241] , умер я — умерло все, кроме боли.
Привет Марине и Таточке, которую она вспоминает так нежно — и которая до сих пор кажется ей маленькой девочкой.
241
Имя знакомой К. И. Чуковского, которая помогала ухаживать за Мурой.
8 ноября 1931 г. Алупка [242]
Коля. Мама потрясена твоим письмом. И Мура и мама минут десять плакали навзрыд и повторяли: «Что же будет с ребеночком?» [243] — Сейчас мама придумала такой план: ты приезжаешь сюда, взяв с собой свою работу. Я еду в Ленинград — к Лиде. В Москве я делаю грандиозный скандал в ГИХЛе, добываю денег, везу их в Ленинград — и спасаю семью. Это план неплохой, но — что будет с Мариной и Таткой?
242
Дата и место — по почт. шт.
243
5 ноября 1931 г. К. И. Чуковский записал в дневник: «Вчера мы получили письмо от Коли [оно не сохранилось. — Е. Н.]: у Лиды — скарлатина» (Чуковский К. И.Дневник. 1930–1969. М., 1994. С. 30).
Я упал с лестницы, повредил спинной хребет, еле хожу — и ниоткуда никакой помощи, никакой надежды.
Мурочка так слаба, что еле говорит — шепотом. Кашель бьет ее ночью и днем. Вчера хотела рассказать мне сон, но на полуслове заплакала и махнула рукой: уйди.
Врачи говорят, что Лена вне опасности, но Лида… что будет с ее сердцем? Воображаю, как она страдает сейчас. У Стенича в переводе я нашел около 40 погрешностей [244] . Если ему интересно, сообщу. Пиши.
244
См. примеч. 234.