О вечном. Избранная лирика

Ронсар Пьер

* * *

Природа каждому оружие дала: Орлу — горбатый клюв и мощные крыла, Быку — его рога, коню — его копыта. У зайца — быстрый бег, гадюка ядовита, Отравлен зуб ее. У рыбы — плавники, И, наконец, у льва есть когти и клыки. В мужчину мудрый ум она вселить умела, Для женщин мудрости Природа не имела И, исчерпав на нас могущество свое, Дала им красоту — не меч и не копье. Пред женской красотой мы все бессильны стали. Она сильней богов, людей, огня и стали.

* * *

Так мало жизни в нас, любезный мой Белло, Мы служим зависти, а это ли не зло? Мы служим милостям — с рожденья до кончины Наш разум суетный терзая без причины. Найдется ли еще на свете существо, Что ищет гибели для рода своего? И только человек при случае удобном Охотно нанесет удар себе подобным. Взгляни на грузного, усердного вола, — Его на пользу нам Природа создала. На нем из года в год мы бороним и пашем: О пропитании заботится он нашем. Лишенный разума, приученный к ярму, Он

не желает зла собрату своему И поздно вечером, под теплой крышей хлева, Лежит, не ведая ни ярости, ни гнева, И мирно спит, забыв и плуг, и борозду, Пока заря его не призовет к труду. Один лишь человек счастливым быть не может: Нас вечно что-нибудь снедает, мучит, гложет, И если кто чихнул, мы в гневе, мы кипим, Полночи иногда от страха мы не спим, Услышав под окном крикливого буяна, Какой-то злобный червь нас точит постоянно, — Перед вельможами лакействуем, дрожим, Нам мало бед своих — мы тянемся к чужим: К злопамятству и лжи, порокам вездесущим, Но человеческой природе неприсущим, Тщеславье губит нас, любовь притворство, лесть, Несчастья худшие их всех, какие есть, — Скажи, до коих пор присваивать мы будем Грехи и слабости, несвойственные людям!

МОЕМУ РУЧЬЮ

Полдневным зноем утомленный, Как я люблю, о мой ручей, Припасть к твоей волне студеной, Дышать прохладою твоей, Покуда Август бережливый Спешит собрать дары земли, И под серпами стонут нивы, И чья-то песнь плывет вдали. Неистощимо свеж и молод, Ты будешь божеством всегда Тому, кто пьет твой бодрый холод, Кто близ тебя пасет стада. И в полночь на твои поляны, Смутив весельем их покой, Все так же нимфы и сильваны Сбегутся резвою толпой. Но пусть, ручей, и в дреме краткой Твою не вспомню я струю, Когда, истерзан лихорадкой, Дыханье смерти узнаю.

* * *

Прелат, скажите, почему, Когда мне встретится придворный И с вежливостью непритворной Я шляпу перед ним сниму, Раскланяюсь, не лебезя, Учтивую бросаю фразу, — Он дружбу предлагает сразу: «Ронсар, вас не любить нельзя!» Не повернется он спиной, Столкнись в покое мы дворцовом, Он с лицемерьем образцовым Твердит: «Располагайте мной!» Но если, бедами тесним, К нему за помощью приду я, Он дверь захлопнет, негодуя, Как будто незнаком я с ним. А если буду о себе Напоминать неутомимо, Не посмотрев, пройдет он мимо И будет глух к моей мольбе. И пусть поэтом я слыву, К моим он равнодушен лаврам, Как будто я родился мавром И где-то в Африке живу! Но не таков мой кардинал, Он своего достоин сана, В груди моей звучит осанна: Людей щедрее я не знал. Себя так сильно не люблю, Как Вас любил все эти годы, Не приведут меня невзгоды К сановнику и королю. Вы мне поможете один, Подать мне руку снизошли Вы, Но как наставник справедливый, А не как строгий господин. Меня от бедности храня, Вы не сулите горы злата: Не осквернит уста прелата Напыщенная болтовня. За неподдельность Вас ценю, А лицемерные вельможи Пусть вечно лезут вон из кожи В служенье суетному дню!

НА ВЫБОР СВОЕЙ ГРОБНИЦЫ

Вам я шлю эти строки, Вы, пещеры, потоки, Ты, спадающий с круч Горный ключ. Вольным пажитям, нивам, Рощам, речкам ленивым, — Шлю бродяге ручью Песнь мою. Если, жизнь обрывая, Скроет ночь гробовая Солнце ясного дня От меня, Пусть не мрамор унылый Вознесут над могилой, Не в порфир облекут Мой приют. Пусть, мой холм овевая, Ель шумит вековая, Долго будет она Зелена. Моим прахом вскормленный, Цепкий плющ, как влюбленный, Пусть могильный мой свод Обовьет. Пьяным соком богатый, Виноград узловатый Ляжет сенью сквозной Надо мной, Чтобы в день поминальный, Как на праздник прощальный, Шел пастух и сюда Вел стада. Чтобы в скорбном молчанье Совершил он закланье, Поднял полный бокал И сказал: «Здесь, во славе нетленной, Спит под сенью священной Тот, чьи песни поет Весь народ. Не прельщался он вздорной Суетою придворной И вельможных похвал Не искал. Не заваривал в келье Приворотное зелье, Не был с древним знаком Волшебством. Но Камены недаром Петь любили с Ронсаром В хороводном кругу На лугу. Дал он лире певучей Много новых созвучий, Отчий край возвышал, Украшал. Боги, манной обильной Холм осыпьте могильный, Ты росой его, май, Омывай. Чтобы спал, огражденный Рощей, речкой студеной, Свежей влагой, листвой Вековой. Чтоб

к нему мы сходились И, как Пану, молились, Помня лиры его Торжество». Так, меня воспевая, Кровь тельца проливая, Холм обрызжут кругом Молоком. Я же, призрак туманный, Буду, миртом венчанный, Длить в блаженном краю Жизнь мою — В дивном царстве покоя, Где ни стужи, ни зноя, Где не губит война Племена. Там, под сенью лесною, Вечно веет весною, Дышит грудь глубоко И легко. Там Зефиры спокойны, Мирты горды и стройны, Вечно свежи листы И цветы. Там не ведают страсти Угнетать ради власти, Убивать, веселя Короля. Братским преданный узам, Мертвый служит лишь музам, Тем, которым служил, Когда жил. Там услышу, бледнея, Гневный голос Алкея, Сафо сладостных од Плавный ход. О, как счастлив живущий Под блаженною кущей, Собеседник певцам, Мудрецам! Только нежная лира Гонит горести мира И забвенье обид Нам дарит.

ЖОАШЕНУ ДЮ БЕЛЛЕ

В огромном этом мире, где от века Мы жить обречены, Природой рождены Два племени — Богов и Человека. У матери одной, с богами рядом, Росли мы искони И небеса одни Пронизывали дерзновенным взглядом. Нам разум гордый даровал величье, Бессмертное подчас; С богами есть у нас Всего одно, но веское различье. Не быть тебе, мой друг, счастливым вечно И вечно молодым, Мы таем, словно дым, А жизнь богов светла и бесконечна.

* * *

Исчезла юность, изменила, Угасла молодая сила, И голова моя седа. Докучный холод в зябких членах, И зубы выпали, и в венах Не кровь, но ржавая вода. Прости, мой труд, мои досуги, Простите, нежные подруги, Увы, конец мой недалек, Мелькнуло все, как сновиденье, И лишь остались в утешенье Постель, вино да камелек. Мой мозг и сердце обветшали, — Недуги, беды и печали, И бремя лет тому виной. Где б ни был: дома ли, в дороге, Нет, нет — и обернусь в тревоге: Не видно ль смерти за спиной? И ведь недаром сердце бьется: Придет, посмотрит, усмехнется И поведет тебя во тьму, Под неразгаданные своды, Куда для всех открыты входы, Но нет возврата никому.

* * *

Когда средь шума бытия В Вандомуа скрываюсь я, Бродя в смятении жестоком, Тоской, раскаяньем томим, Утесам жалуюсь глухим, Лесам, пещерам и потокам. Утес, ты в вечности возник, Но твой недвижный, мертвый лик Щадит тысячелетий ярость, А молодость моя не ждет, И каждый день, и каждый год Меня преображает старость. О лес, ты с каждою зимой Теряешь волос пышный свой, Но год пройдет, весна вернется, Вернется блеск твоей листвы, А на моем челе — увы! — Задорный локон не завьется. Пещеры, я любил ваш кров, — Тогда я духом был здоров, Кипела бодрость в юном теле, Теперь, окостенев, я стал Недвижней камня ваших скал, И силы в мышцах оскудели. Поток, бежишь вперед, вперед, Волна придет, волна уйдет, Спешит без отдыха куда-то, И я без отдыха весь век И день и ночь стремлю свой бег В страну, откуда нет возврата. Судьбой мне краткий дан предел, Но я б ни лесом не хотел, Ни камнем вечным стать в пустыне, Остановив крылатый час, Я б не любил, не помнил вас, Из-за кого я старюсь ныне.

* * *

Пахарь, знай свои поля И не бойся короля! Пусть монарх сидит на троне, Скоро в мир потусторонний Он отправится, поверь, — Всем открыта эта дверь. Всех накроет крышка гроба: Венценосная особа Сядет в лодку Старика Рядом с тенью мясника. Тем, кто жаждет славы ратной, Предзаказан путь обратный С окровавленных полей. Честный труженик, смелей! Что для мертвых луки, копья? Что тебе судьба холопья? — Под плитою гробовой Ты забудешь лемех свой. Радамант, судья суровый, Не смутится, седобровый, Перед блеском пышных лат Вместо нищенских заплат. Для Плутона не обуза Ни клинок, ни аркебуза, Ни роскошный мавзолей Опочивших королей!

* * *

Прекрасной Флоре в дар — цветы, Помоне — сладкие плоды, Леса — дриадам и сатирам, Кибеле — стройная сосна, Наядам — зыбкая волна, И шорох трепетный — Зефирам. Церере — тучный колос нив, Минерве — легкий лист олив, Трава в апреле — юной Хлоре, Лавр благородный — Фебу в дар, Лишь Цитерее — томный жар И сердца сладостное горе.

* * *