О всех созданиях - больших и малых
Шрифт:
Небольшое хозяйство Адамсона находилось у границы города, и, возможно, потому, что я только что вдосталь налюбовался на Грайера, морщинистое терпеливое лицо фермера и дружелюбный взгляд показались мне необыкновенно ласковыми и привлекательными. На костлявой фигуре комбинезон цвета хаки висел, словно на вешалке. Он потряс мне руку.
— Так у нас сегодня новенький? — Он оглядел меня с головы до ног. — Видать, вы и в работе новичок?
— Совершенно верно, — ответил я. — Но я быстро учусь.
Мистер Адамсон улыбнулся.
—
Коров было около дюжины, и не обычных шортгорнов, но айрширок, очень здоровых и ухоженных. Мою пациентку я сразу определил по розоватому выпячиванию вагинальной стенки величиной с футбольный мяч и шейке матки в продольных бороздах. Фермер, вызвав ветеринара, не тратил времени зря: розовая масса была чистой и неповрежденной.
Он внимательно наблюдал, как я обработал выпавший орган антисептиком и водворил его на место, потом он помог мне соорудить приступку из дерна и досок, чтобы корова встала на нее задними ногами. Когда мы все закончили, корова стояла так, что хвост у нее был заметно выше головы.
— Так, говорите, если несколько дней давать ей льняное масло, эта штука больше не вывалится?
— Вот именно, — сказал я. — Но следите, чтобы зад у нее был приподнят.
— Обязательно, молодой человек, и большое вам спасибо. Я знаю, вы очень для меня постарались, и я буду рад снова с вами свидеться.
Садясь за руль, я испустил мысленный стон. Постарался! С чего вдруг эта штука останется на месте без швов? Но я должен был следовать инструкциям, и Грайер, как он ни неприятен, все-таки не круглый дурак. Не исключено, что он прав. Я выкинул случившееся из головы и поехал по следующему вызову.
Менее чем через неделю, когда я за завтраком ковырял неизбежную овсянку, Грайер, который уже рисковал спускаться вниз, внезапно рявкнул:
— У меня тут открытка от Адамсона. Он не удовлетворен вашей работой. Поедем сейчас туда вместе и выясним, что не так. Мне такие жалобы не нравятся.
Его обычное выражение обиженности на всех и вся стало еще заметнее, на белесые глазки навернулись слезы, и мне почудилось, что вот сейчас эти слезы подсолят овсянку.
На ферме мистер Адамсон сразу повел нас в коровник.
— Ну, что вы об этом скажете, молодой человек?
Я посмотрел, и у меня екнуло сердце. Розовая выпуклость теперь превратилась во вздувшуюся лиловатую массу. Она была облеплена грязью, и сбоку змеилась воспаленная рана.
— Недолго она там оставалась, а? — негромко сказал фермер.
От стыда у меня перехватило горло. Так безобразно обойтись с отличной коровой! Я чувствовал, как краска заливает мне лицо, но, к счастью, рядом стоял мой патрон — сейчас он все объяснит. Я обернулся к Грайеру, который сопел, что-то мямлил, моргал глазами, но так ничего
— Сами видите, она ее поранила. Верно, зацепила за что-то. И вот что: не нравится мне ее вид.
Не в характере этого доброго человека было предъявлять претензии, но он был очень расстроен.
— Может, вы бы сами, мистер Грайер? — сказал он.
Грайер, который так и не сказал ни единого внятного слова, теперь мгновенно приступил к делу. Выстриг шерсть у основания позвоночника, сделал эпидуральную анестезию, вымыл и дезинфицировал матку и с усилием водворил ее на место. Затем закрепил несколькими крепкими швами, использовав дюймовые резиновые трубочки, чтобы они не впивались в вагину. Законченная работа выглядела аккуратной и профессиональной.
Фермер мягко положил руку мне на плечо.
— Вот это больше похоже на дело. Теперь видно, что снова она не вывалится, верно? Так почему вы-то так не сделали, когда приезжали в прошлый раз?
Я опять повернулся к Грайеру, но на него вдруг напал страшный кашель. Я продолжал смотреть на него, но он молчал, и, повернувшись на каблуках, я вышел из коровника.
— Да вы не расстраивайтесь, молодой человек! — крикнул мне вслед мистер Адамсон. — Всем нам учиться приходилось, а опыт ведь ничем не заменишь, верно, мистер Грайер?
— Верно, верно. Справедливо, да, справедливо, — про-мямлил Грайер.
Мы сели в машину, и я ждал каких-то его объяснений. Мне было интересно, что он все-таки скажет. Но нос в лиловых прожилках был устремлен прямо вперед, выпученные глазки смотрели на дорогу перед нами ничего не выражающим взглядом.
В приемную мы вернулись в нерушимом молчании.
Добро пожаловать домой, Джеймс!
Вскоре Грайер снова слег. Он то и дело стонал, прижимал ладонь к поврежденным ребрам и вновь водворился в спальню с подушками за спиной и в розовой пижаме, застегнутой до самого верха. Единственным, что успокаивало боль, было виски, и уровень этого лекарства в бутылке на тумбочке у кровати понижался с необыкновенной быстротой.
Жизнь вернулась в тоскливую колею. Миссис Грайер обычно оказывалась рядом, когда я приходил к ее мужу с отчетом. Поднимаясь по лестнице, я слышал за дверями спальни непрерывный шепот, который обрывался, едва я открывал дверь. Я выслушивал инструкции, а миссис Грайер хлопотала у кровати: подтыкала одеяла, проводила по лбу мужа сложенным носовым платком и все время бросала на меня искоса взгляды, полные неприязни. Едва я притворял за собой дверь, как шепот возобновлялся.
Было уже довольно поздно — около десяти вечера, — когда позвонила миссис Маллард. У ее собачки в горле застряла косточка, так не приедет ли мистер Грайер, и немедленно. Я начал говорить, что он болен и я его замещаю, но опоздал: в трубке щелкнуло и послышались короткие гудки.