О всех созданиях - больших и малых
Шрифт:
Последняя ферма почти примыкала к Дарроуби, и, с трудом выбираясь из машины, я услышал, как церковные куранты пробили четверть восьмого. После легкого дня на службе правительства я чувствовал себя разбитым и телом, и духом. И еле удержался от вопля, увидев еще один длинный ряд коровьих задов, ожидающих меня. Солнце опустилось к горизонту, на западе клубились тучи, и все вокруг окутывал жутковатый сумрак. А в старом коровнике с узкими щелями вместо окон коровы в полутьме выглядели нечеткими бесформенными сгустками мрака.
Ну, ладно, нечего тянуть! Я намеревался быстро с ними покончить, а потом домой, где меня ждут ужин и покойное кресло. Теперь я думал только об отдыхе. А потому левую руку на основание хвоста, правую между задними ногами, быстро ощупать — и к следующей. Полузакрыв глаза, окончательно отупев, я переходил от коровы к корове, проделывая одни и те же движения, точно робот, а дальний конец коровника манил, будто земля обетованная.
Наконец-то! Самая последняя у наружной стены. Левую руку на хвост, правую между ногами... Сперва мой утомленный мозг не осознал наличия какого-то различия, но оно было... и очень большое... Много простора, а вместо вымени глубокая щель, а дальше что-то свисает, и ни намека на соски.
Я разом очнулся и поглядел перед собой. Огромная косматая голова была повернута ко мне, и два широко посаженных глаза смотрели на меня вопросительно. В тусклом свете я еле различил отблески медного кольца в носу.
Фермер, все это время молча за мной наблюдавший, подал голос:
— Тут вы зря время тратите, молодой человек. С его-то мошной все в порядке.
Есть ли жизнь после смерти
Над кроватью старой женщины висела табличка. На ней было написано: «Бог рядом с тобой», — но она не походила на религиозную цитату. Она не была заключена в рамку, на ней не было никаких орнаментов. Это была просто полоска картона сантиметров двадцать длиной с хорошо читаемыми буквами, которые с равным успехом могли бы сложиться в «Не курить» или «Выход». Она висела на газовом рожке так, чтобы мисс Стабз могла видеть ее с того места, на котором лежала, и читать слова: «Бог рядом с тобой», — напечатанные черными прописными буквами.
Пожалуй, больше мисс Стабз ничего видеть и не могла, возможно, еще кустарник в окне — через потертые шторы, но главным образом — только захламленную комнату, которая вот уже сколько лет была ее миром.
Комната эта находилась на первом этаже в передней части дома, и как только я продрался через чащу, которая когда-то была садом, я увидел, как собаки, наблюдавшие за мной из своего угла, прыгнули на кровать старой женщины. А когда я постучал в дверь, дом наполнился их дружным лаем. Так было всегда. В течение прошедшего года я приходил сюда регулярно, и распорядок никогда не менялся, — сначала взрыв лая, затем миссис Бродвит, присматривавшая за мисс Стабз, запирала всех животных — кроме моего пациента, — на кухне и открывала дверь. Я заходил в дом и видел мисс Стабз в посте-ли, с табличкой, висевшей над ней.
Она лежала так уже долгое время, и было ясно, что она больше не встанет. Однако она никогда не жаловалась мне на свою болезнь и страдания, вся ее забота концентрировалась на трех собаках и двух кошках.
Сегодня это был Принц, и меня беспокоило его состояние. Причиной тому было его сердце, — в нем я слышал отчетливые признаки недостаточности клапанов. Он ждал меня и, когда я вошел, мило завилял хвостом.
Вид этого хвоста заставил меня подумать, что среди его предков было много ирландских сеттеров, но мне пришлось изменить свое мнение, когда я, осматривая его раздутое черно-белое тело, добрался до головы и обнаружил торчащие вверх уши эльзасской овчарки. Мисс Стабз любила называть его мистером Хайнцем, и хотя он и не мог похвастаться пятьюдесятью семью разновидностями, его гибридные гены обеспечивали ему хорошую форму. С таким сердцем он бы должен был давно умереть.
— Мне показалось, что надо вызвать вас, мистер Хэрриот, — сказала миссис Бродвит, приятная пожилая вдова с квадратным красным лицом, которое резко контрастировало с искаженными чертами лежавшей на подушке. — Он очень плохо кашлял всю неделю, а сегодня утром его шатало. Правда, ест хорошо.
— Кто бы сомневался, — сказал я, ощупывал пальцами толстый слой жира на ребрах. — Нужно что-то очень веское, чтобы старина Принц отказался от кормежки.
Мисс Стабз засмеялась, а старый пес раскрыл широко рот и заиграл глазами, как будто желая присоединиться к шутке. Я приложил свой стетоскоп к его груди, заранее зная, что услышу. Говорят, что сердце стучит «тук-тук», но у Принца вместо этого были сплошные шипящие звуки. Почти вся кровь, которую сердце должно было вытолкать в систему кровообращения, возвращалась назад. И еще эти шипящие звуки повторялись гораздо чаще, чем в прошлый раз. Ему с едой давали дигиталис, но и он не справлялся с возложенной на него задачей.
С унылым чувством я двигал стетоскоп по груди. Как у всех старых собак, сердечная недостаточность вызвала хронический бронхит, и я безрадостно слушал симфонию свистов, хрипов, скрипов и бульканий, которыми сопровождалась работа собачьих легких. Старый пес стоял прямо и гордо, только хвост его медленно ходил из стороны в сторону. Когда я осматривал его, он относился к этому как к знаку глубокого уважения и поэтому и сейчас с радостью воспринимал мои действия. К счастью, он, похоже, был не очень болен.
Выпрямившись, я похлопал его по голове, и он моментально ответил, попытавшись положить лапы мне на грудь. Ему это не вполне удалось, но даже столь небольшое усилие заставило его ребра тяжело ходить, он высунул язык. Я ввел ему внутримышечно дигиталис, а затем — еще и гидрохлорид морфия, он принял манипуляции с удовольствием, — для него они были частью все той же игры.
— Я надеюсь, это поможет ему восстановить сердечный и дыхательный ритм, мисс Стабз. Он может проявлять признаки сонливости в течение дня, и это тоже пойдет ему на пользу. Продолжайте давать ему таблетки, а я оставлю вам еще лекарства для лечения его бронхита.
Я вручил бутылку с моим старым снадобьем из ипекакуаны и ацетата аммония.
Затем начинался второй акт. Миссис Бродвит приносила чашку чая и выпускала с кухни остальных животных. Прибегали терьер Бен и кокер-спаниель Салли, они начинали оглушительное состязание с Принцем, пытаясь превзойти соседа в мощности лая. За ними грациозно следовали кошки — Артур и Сьюзи, — они начинали тереться о мои брюки.
Таков был обычный сценарий многих чашек чая, которые я выпил вместе с мисс Стабз, лежавшей в своей постели под табличкой.
— Как вы сегодня? — спросил я.
— О, гораздо лучше, — тут же ответила она и, как всегда, сменила тему разговора.
По большей части она предпочитала говорить о своих животных и тех, кого знала в молодости. Много говорила о днях, когда ее семья была еще жива. Она любила рассказывать о похождениях трех своих братьев, а в тот день показала мне фотографию, которую миссис Бродвит нашла на дне комода.
Я взял ее в руки, и мне улыбнулись три молодых человека в бриджах до колена и кепках, бывших в моде в конце девяностых годов. В зубах у них были длинные трубки, а шаловливый взгляд их глаз не стал менее веселым за долгие годы.