О всех созданиях - прекрасных и удивительных
Шрифт:
Наши взгляды встретились, и в ледяной голубизне его глаз вдруг затеплилась веселая искорка.
Он пошел дальше. Я еще смотрел на его удаляющуюся спину, когда кто-то ухватил меня за локоть. Брайн Миллер, такой же никому не известный счастливо практикующий ветеринар, как и я.
– Идемте, Джим! Угощаю!– сказал он.
Мы прошли в буфет и взяли две кружки пива.
– Уж этот мне Кармоди!– объявил Брайан.– Ум, конечно, огромный, а так сухарь из сухарей.
Я отхлебнул, посмотрел в кружку и, помолчав, ответил:
– Ну, не скажите. Бесспорно, он такое впечатление производит, но человек он что надо.
26
Ни один ветеринар не любит, чтобы ему затрудняли работу, и, продолжая нащупывать ягнят, я не сдержал раздражения.
– Право же, мистер Китсон, - сказал я сердито, - вам следовало бы вызвать меня пораньше. Сколько времени вы пытались помочь ей разродиться?
Фермер что-то буркнул с высоты своего роста и пожал плечами.
– Да самый чуток. Недолго, в общем-то.
– Полчаса? Час?
– Куда там! Ну, может, минут пяток.
Мистер Китсон нацелил на меня острый нос и хмурый взгляд. Впрочем, это было его обычное выражение: я никогда не видел, чтобы он улыбался, а представить себе, что его обвислые щеки колыхнутся от веселого смеха было и вовсе невозможно.
Я скрипнул зубами и решил молчать, но я-то знал, что за пяток минут стенка влагалища не могла бы так распухнуть, а ягнята - стать сухими, точно наждачная бумага. И ведь предлежание было правильным: головное у одного, тазовое у другого. Но только, как часто бывает, задние ножки одного лежали по сторонам головы второго, создавая иллюзию, будто они принадлежат ему же. Я готов был побиться об заклад, что мистер Китсон вдосталь повозился тут своими грубыми лапищами, упрямо стараясь вытащить эту головку и эти ножки обязательно вместе.
Да вызови он меня сразу, мне и минуты бы не понадобилось, а теперь вот ни дюйма свободного пространства, работать приходитсн одним пальцем - и все без толку. Вот если бы всеми пятью!..
К счастью, нынешние фермеры редко устраивают вам такие сюрпризы. Во время окота я обычно слышу: "Ну, нет, я пощупал и сразу понял, что мне это не по зубам". Или же, как на днях мне сказал хозяин овчарни: "Двоим с одной маткой возиться, да разве же это дело?" По-моему, лучше не скажешь.
Но мистер Китсон принадлежал к старой школе. И ветеринара звал, только перепробовав все остальное, а прибегнув к нашим услугам, обычно оставался очень и очень недоволен результатами.
– Бесполезно - сказал я, извлекая руку и быстро прополаскивая ее в ведре.– Надо что-то сделать с этой сухостью.
Я прошел по всей длине старой конюшни, превращенной во временный приют для ягнящихся овец, и вынул из багажника тюбик с кремом. На обратном пути я расслышал слабый стон где-то слева. Освещена конюшня была слабо, а самый темный угол был еще отгорожен старой дверью, снятой с петель. Я заглянул в этот импровизированный закуток и с трудом разглядел лежащую на груди овцу. Голова ее была вытянута, ребра поднимались и опадали в ритме частого трудного дыхания. Так дышат овцы, испытывая непрерывную боль. Иногда она тихо постанывала.
– Что с ней такое?– спросил я.
Мистер Китсон угрюмо поглядел на меня из противоположного угла.
– Вчера окотилась, да неудачно.
– Как - неудачно?
– Ну-у... ягненок один, крупный, а нога назад завернута.
– И вы его так и вытащили... с завернутой ногой?
– А что еще делать-то было?
Я перегнулся через дверь и приподнял хвост, весь в кале и выделениях. Я даже вздрогнул - таким все там было синим и распухшим.
– Ею следовало бы заняться, мистер Китсон.
– Да нет!– В голосе фермера послышалась досада.– Не к чему это. Посмотрите вы ее, не посмотрите - все едино.
– Вы думаете, она умирает?
– Угу.
Я провел ладонью по ее голове. Губы и уши холодные. Пожалуй, он прав.
– Так вы уже Мэллоку позвонили? Ее надо бы поскорее избавить от лишних страданий.
– Да позвоню я, позвоню...– Мистер Китсон переступил с ноги на ногу и отвел глаза.
Я прекрасно все понял. Он твердо намеревался предоставить овце страдать до конца - "может еще и оклемается". Пора окота всегда была для меня полна радости и удовлетворения, но тут передо мной была другая сторона медали. В сельском календаре это лихорадочное время, добавляющее к обычным заботам сразу кучу новых хлопот, - и в некоторых отношениях оно истощает все резервы сил и фермеров, и ветеринаров. Буйный поток новой жизни оставляет по берегам исковерканные обломки - овец, слишком старых для последней своей беременности, ослабленных болезнями вроде фасциолеза или токсемии, страдающих воспалением суставов или просто "окотившихся неудачно". Нетнет, да и наткнешься в каком-нибудь темном углу на такую овцу, брошенную там без всякой помощи - "авось, сама оклемается".
Я молча вернулся к своей пациентке. Крем сыграл свою роль, и я смог вести дальнейшее обследование почти всеми пальцами. Надо было решить, с какого ягненка начать, но поскольку голова уже продвинулась относительно далеко, логично было заняться тем, которому она принадлежала.
С помощью фермера я водворил задние ноги овцы на тюк соломы и, используя наклон, осторожно отодвинул ножки в глубину. В освободившемся пространстве мне удалось зацепить скрюченным пальцем передние ножки, отогнутые вдоль ребер назад, и вывести их в проход. Еще колбаска крема, еще несколько секунд осторожных маневров - и ягненок появился на свет.
Но слишком поздно. Крохотное существо было мертво, и, как всегда, при виде крепкого красивого тельца, которому не хватало только искры жизни, меня захлестнула горькая волна разочарования.
Я торопливо намазал руку еще раз и нащупал второго, отодвинутого вглубь, ягненка. Места теперь было много, и мне удалось зацепить его всей кистью. Остальное было делом минуты. О том, что второй ягненок жив, казалось, не могло быть и речи, и я просто торопился помочь овце. Однако едва я извлек его, как ощутив холод окружающего воздуха, он судорожно дернулся, и, держа в ладонях мягонькое пушистое шевелящееся тельце, я понял, что все в порядке.
Странно, как часто так случается: вытаскиваешь мертвого, уже давно тронутого разложением ягненка, а позади него ждет своей очереди живой! И все-таки это была нежданная радость. У меня полегчало на душе, когда я очистил его рот от слизи и подложил к матери - пусть оближет. На всякий случай я проверил, не прятался ли за ним еще и третий, но ничего не обнаружил и распрямился.
– Ну, особых повреждений нет, и думаю, ей ничего не грозит,- сказал я - Не могли бы вы принести мне чистой воды, мистер Китсон? Будьте так добры!