Обед в ресторане «Тоска по дому»
Шрифт:
— Но это крайне важно! Я же старался, чтобы обед на этот раз был особенно торжественным. Ну подождите, подождите минутку… Ладно?
Эзра бросился на кухню. Из группы поваров у стойки он выхватил маленького человечка в комбинезоне. Это была девушка, как догадался Коди, рыжеволосая, с остреньким личиком. Она весело шла за Эзрой, почти не сгибая колен, вытирая ладони о собственные брюки.
— Знакомьтесь, — сказал Эзра. — Это Рут.
— Рут? — переспросил Коди.
— В сентябре мы поженимся.
— Вот как? — сказал Коди.
Наконец Дженни вымолвила:
— Поздравляю, — и чмокнула Рут в веснушчатую впалую щеку.
А Коди пробормотал:
— Да, конечно, — и пожал ей руку, ощутив на ее ладони твердые, как камешки, мозоли.
— Здрасьте, — сказала она ему.
Он вдруг вспомнил слово курочка-бантамка,хотя в жизни не видел бантамок.
— Ясно, — сказал он, — Рут.
— Я тебя удивил? — спросил Эзра.
— Да. Весьма.
— Я хотел сделать все честь по чести — объявить об этом, когда будут наполнены рюмки, а потом пригласить ее, чтобы она разделила с нами семейный обед. Понимаешь, малышка, — обратился он к Рут, — мама, видно, очень устала. Не получилось так, как я задумал.
— Ничего страшного, — утешила его Рут.
— Конечно, — кивнул Коди, — можно собраться всем вместе и попозже.
Дженни стала расспрашивать их о предстоящей свадьбе, а Коди откланялся, сказал, что, пожалуй, пойдет посмотреть, как там мать.
Шагая в темноте к дому, он ощутил странное чувство утраты, будто кто-то умер или оставил его навсегда — Рут, черноволосая красавица его мечты.
— Я знала, что за обед предстоит сегодня вечером, — сказала Перл Коди, — не такая уж я дура. Я все знала. Эзра взял и сделал ей предложение, собирается жениться на этой сельской поварихе. Я предчувствовала, но окончательно все подтвердилось, когда я пришла в ресторан и увидела на столе пять тарелок и пять рюмок. Конечно, я поступила нехорошо. Очень нехорошо. Я знаю это и без тебя, Коди. Но когда я увидела эти пять тарелок, что-то оборвалось у меня внутри. И я подумала: «Ну ладно, пусть так, только не сегодня вечером, только не сегодня. Господи, лишь бы не сразу после того, как мы купили второе подвенечное платье моей единственной дочери». А потом, как ты знаешь, я устроила скандал, и обед пришлось отменить, будто я все задумала заранее, хотя на самом деле это совсем не так. Ты ведь веришь мне, правда? Я же не слепая. Знаю, когда веду себя плохо. Иногда я как бы стою рядом с собой и вижу все со стороны. Словно это происходит не со мной. «Перестань», — говорю я себе. Но получается, будто я… сама не своя: что-то толкает меня, не дает остановиться. Да-да, думаю, сейчас остановлюсь, только вот доскажу одну вещь… Неужели ты не веришь мне, Коди? Разве мне не хочется, чтобы вы трое были счастливы? Еще как хочется. Что за вопрос? У меня и в мыслях не было отговаривать Эзру, раз уж он решил жениться на этой девчонке, хотя понять не могу, что только он в ней нашел — ни кожи ни рожи, да к тому же чистый сорванец. Кажется, она из какой-то глухомани, из округа Гаррет или откуда-то в этом роде. Почти всегда ходит босиком — ты бы посмотрел на ее пятки! Но ты же знаешь, я не из тех матерей, которые цепляются за своих сыновей. Я всей душой хочу, чтобы Эзра женился. Видит бог. Хочу, чтобы кто-то о нем заботился, о нем в особенности. Я знаю, ты не пропадешь, а вот Эзра — он… как бы это сказать… такой беззащитный. Что говорить, я люблю вас всех, но Эзра такой добрый. Правда? Во всяком случае, сейчас, когда у него появилась эта самая Рут, он так изменился; ты как-нибудь посмотри на него, когда она входит в комнату, ей будто море по колено — не знаю, как это еще назвать. Он просто обожает ее. Они начинают возиться, как два щенка. В самом деле, мне кажется, они похожи на двух щенят — жмутся друг к другу, хихикают, скачут по кухне или слушают эту сельскую музыку, от которой Рут без ума. Только обещай, Коди, что никому не расскажешь об этом. Обещаешь? Так вот, знаешь, я иногда стою, смотрю на них и вижу: им кажется, они совсем особенные, первые и единственные люди на Земле, переживающие такое чувство. Они уверены, что будут счастливы до самой смерти, что все другие браки — обычные, приевшиеся, опостылевшие, а у них все будет иначе, лучше. И это меня злит. Ничего не могу поделать с собой, Коди. Знаю, это эгоизм, но это сильнее меня. Иногда мне хочется спросить у них: думаете, вы сделаны из другого теста? Думаете, я всю жизнь была такой несносной старухой? Знаешь, Коди, ведь было время, когда и я для кого-то была особенной. Стоило мне протянуть руку и коснуться пальцем его локтя, когда он разговаривал, и он тут же смущенно замолкал. И у меня были свои надежды, своя незабываемая свадьба. Три удивительные беременности, когда каждое утро я просыпалась с мыслью, что через девять месяцев, восемь, семь… произойдет чудо. Мне казалось, я полна света и планов на будущее. А потом, пока вы, дети, были маленькие, я была для вас центром вселенной, всем на свете! Целый день только и слышалось: «Мама!», «Мама!», «Где мама?», «Куда она ушла?». И первое, что вы говорили, когда переступали порог, возвращаясь из школы: «Мама, ты дома?» Это несправедливо, Коди. Так несправедливо! Теперь, когда я состарилась, никто не обращает на меня внимания. Мне это кажется несправедливым, Коди. Только не говори им об этом.
Всю следующую неделю, расписывая по минутам движения, с помощью которых электродрели монтировались в корпуса, Коди наблюдал за тем, как черноволосая Рут исчезала с перекрытий и из коридоров и в конце концов исчезла совсем, а он начисто забыл, почему она так волновала его. Ее место заняла новая Рут. Худая, похожая на мальчишку, в мешковатом комбинезоне, она, хихикая, носилась вдоль конвейера, а за ней по пятам мчался Эзра с растрепанными волосами. (Оказывается, у него не было никакого иммунитета против женщин; он просто ждал, по-своему доверчиво и упрямо, появления избранницы.) Но вот Эзра догнал Рут в кабинете начальника, и они стали возиться, как… да, как два щенка. Хохолок подпрыгивал на макушке у Рут. Губы у нее были обветренные, в трещинах. Ногти обкусаны до основания, а на костяшках пальцев царапины и ожоги — следы сельской стряпни.
Коди позвонил матери и сказал, что приедет на уикенд. И спросил, будет ли Рут. Так или иначе, сказал он, ему пора поближе познакомиться с будущей невесткой.
Коди приехал в субботу утром с букетом медно-красных роз. Рут и Эзра играли на полу гостиной в карты. Увидев Рут после недели грез о ней, Коди был ошеломлен. Она показалась ему более четкой, незамысловатой, яснее очерченной, чем все, кого он когда-либо знал. На ней были джинсы и ковбойка в безобразную коричневую клетку. Рут была так увлечена игрой, что едва взглянула на вошедшего Коди.
— Рут, — сказал он, протягивая цветы, — это тебе.
Она взглянула на букет и сняла с колоды верхнюю карту.
— Что это? — спросила она.
— Розы.
— Розы? В такое время?
— Это из оранжереи. Я специально заказал медно-красные, к твоим волосам.
— Мои волосы оставь в покое.
— Он хотел сделать тебе комплимент, малышка, — сказал Эзра.
— А-а-а…
— Конечно, — сказал Коди. — Этим я говорю тебе: «Добро пожаловать. Добро пожаловать в нашу семью, Рут».
— Вот оно что. Ну спасибо.
— Молодец, Коди, — похвалил Эзра.
— Я выиграла, — сказала Рут.
Вечером, когда пришло время идти в ресторан, Коди проводил туда Рут и Эзру. Он провел без движения долгий томительный день — в основном наблюдая за жизнью других людей, — и сейчас ему хотелось размяться.
С самого утра дождь то лил, то прекращался, на тротуарах стояли лужи. Рут не пропускала ни одной — шлепала напрямик, ей это было не страшно: она была обута в коричневые кожаные туристские башмаки. Коди не мог понять, нарочно ли она выбрала такие манеры. Что бы она сделала, если б он подарил ей пару вечерних туфелек на высоких каблуках? Эта мысль заинтриговала его. Не давала ему покоя: он испытывал чуть ли не физическую потребность увидеть ее широкие ступни в серебряных ремешках.
Необъяснимо почему он так хотел завладеть ее огромными ручными часами с черным циферблатом и множеством тонких делений — в таких часах можно погрузиться на дно морское, — стальной растягивающийся браслет свободно болтался на ее костлявом запястье.
Эзра захватил с собой грушевую блок-флейту. И всю дорогу, серьезный, сосредоточенный, полузакрыв глаза, наигрывал «Тефтельку рыбную». Прохожие смотрели на него и улыбались. Рут то подпевала ему, то уходила в свои мысли. Наконец Эзра засунул флейту в карман своей поношенной клетчатой куртки, и они с Рут стали обсуждать меню. Хорошо, что сегодня блюда с рисом, говорила Рут, для арабских семей рис такая радость. Она пригладила пальцами свои непокорные рыжие волосы, и Коди почувствовал, как она прильнула к Эзре, когда тот обнял ее и притянул к себе.
Она носилась по ресторану вихрем, а Эзра словно витал в облаках, когда готовил еду, — то снимал пробу, то погружался в раздумье. Другие повара (по мнению Коди, все как один неудачники) бестолково бродили по кухне, а Рут нападала, налетала на продукты, словно сражалась на поле боя. Она отвечала за куриное рагу и что-то наподобие картофельных оладий. Коди наблюдал за нею из угла, вроде безопасного места, однако повара тем не менее поминутно натыкались на него.
— Где ты училась стряпать? — спросил он Рут.