Обезглавленное древо. Книга вторая. Джори
Шрифт:
Он обмакнул перо в чернила, поднес его к листу – и тут снова вышла заминка.
Как обратиться к ней?
Если верить книгам, в таких случаях обычно пишут «дорогая» или «милая» или даже (Айк вздрогнул) «любимая», но сразу стало понятно, что у него не хватит смелости присоединить к имени Крис ни один из этих эпитетов. Он начинал порой письма словами «дорогой Джори», но с молодым кузнецом их связывала давняя и нежная дружба, и такое обращение казалось естественным. С Крис они тоже дружили, но…
Промучившись
Одна строчка за полчаса! Так он и к утру не закончит. Ужас какой-то.
Айк нетерпеливо поерзал на стуле. Надо быть проще, свободнее, в конце концов, они знакомы столько лет. Может, представить, что он пишет не Крис, а Джори, тогда дело пойдет на лад?
Невольно мысли Айка обратились к другу. Как он там сейчас, в такую бурю? Может, пойти к нему и спросить совета насчет письма? А вдруг он придумает, как им с Крис снова встретиться?
Счастье просто распирало Айка, стремилось выразиться, подарить себя миру. Но даже оно не могло заставить его забыть о том, что приходить к Джори без предупреждения слишком опасно. К тому же усталость, физическая и душевная, брала своё. Было ясно, что сегодня ничего путного ни написать, ни сделать не получится.
Но Айк упрямо не вылезал из-за стола, ещё надеясь на что-то. В задумчивости он нарисовал на краю листа цветочек. Подумал, добавил пару цветков и завитушку. Потом внизу пририсовал изящное деревце, с тонкими веточками, покрытыми листиками и плодами. Потом голова его опустилась на сгиб руки…
Эдвард действительно был в отлучке. Он провёл у постели больного всю ночь и вернулся незадолго до рассвета.
Обеспокоенный долгим отсутствием сына, он первым делом заглянул в его комнатушку.
Свеча догорела. В полумраке смутно виднелась фигура спящего Айка – он скорчился за столом, завернувшись в одеяло, и сладко посапывал. Перо выпало из расслабленных пальцев, в открытой баночке засыхали чернила.
Эдвард тихонько вздохнул, заткнул баночку пробкой и вышел, прикрыв за собой дверь.
По крайней мере одно обещание, данное Крис, Айк выполнил – он не простудился. Говорят, влюбленных Всемогущий охраняет и, видимо, в этот раз он потрудился на славу.
Пробудившись, Айк не сразу понял, где он. То, что он уснул за столом, его не удивило. Но было что-то ещё, какое-то новое чувство, помимо боли в затекших мышцах.
Что-то изменилось.
Он медленно поднял голову, выпрямился, опираясь руками о стол. Так, наверное, могла бы разогнуться ожившая статуя.
В комнате стояла страшная духота; Айк приоткрыл дверь, и слабый
Как он мог забыть!
Воспоминания о вчерашнем дне появлялись в его мозгу одно за другим, точно птицы, что возвращаются в гнезда под вечер. И вместе с ними душу Айка безудержным потоком заполняло счастье.
Подумать только, он уснул, не закончив письмо к Крис! Надо сейчас же заняться им и успеть отнести до того, как Джори проверит тайник!
Айк завернулся в одеяло, на цыпочках выскользнул из комнаты, вздрагивая от прикосновений холодного пола к босым ногам.
Дверь в спальню отца была распахнута настежь, и Айк осторожно заглянул туда. Эдвард спал; восходящее солнце, пробиваясь сквозь окно в мастерской, бросало на постель и на пол свежие, сочно-желтые лучи. Спанье допоздна не входило в привычки отца, значит, он и правда вернулся под утро. Не стоит его будить.
Восторг бурлил в Айке, и он едва удержался от того, чтобы вскочить на постель и начать прыгать по ней, как он делал малышом.
Отец при этом сердился, а мама смеялась. Её смех, казалось, обезоруживал Эдварда. Он живо вскакивал, снимал Айка с постели и выставлял за порог, наградив напоследок легким шлепком. И быстро запирал за ним дверь…
Воспоминание было неожиданным и четким – Айк невольно прижал ладонь к груди, опасаясь, что буханье сердца разбудит отца. Путаясь в одеяле и хихикая, сбежал по лестнице в кухню.
Огонь в плите погас, но одежда Айка успела просохнуть. Он поспешно натянул её, хлебнул воды и выскочил во двор. Пробыл там не больше минуты, и, вернувшись, как на крыльях взлетел вверх по лестнице.
Есть не хотелось, да и какая уж тут еда! Время уходит!
Раз отец спит, можно спокойно воспользоваться его столом и чернилами. Да если и проснется, что такого-то? Не убьет, наверное, Айк ему ещё нужен. Кто, кроме него, будет заниматься всей этой дрянью?
Айк усмехнулся и бережно, словно лаская, разгладил лежащий перед ним чистый лист. В этот миг «вся эта дрянь», омрачавшая каждый день его жизни, неожиданно легко исчезла из его мыслей.
Он обмакнул перо в чернильницу и, задержав дыхание, заново вывел первые слова: «Доброго дня, Крисси!».
А потом шел по городу обычным стремительным шагом, но теперь спешка была вызвана не желанием побыстрее дойти и убраться с улиц, а просто Айк и правда торопился. Он шел, подставив лицо солнцу, которое, казалось, грело, как никогда.
Небо было ярким и чистым, словно месяц непрерывных дождей отмыл его до блеска. От мостовой и стен домов поднимался пар, в воздухе разливалось тепло. Весь город как будто посвежел и встряхнулся, даже вонь слегка ослабела.