Обида
Шрифт:
Посланный поскакал стремглав. Он был недурен собой, молод, имел лицо интеллигента и густые вьющиеся волосы.
Он успел до тоски засидеться на приисках, до одури стосковался по тресту и по краевому центру. А поэтому поручение проглотил налету — все трын-трава, а выполню! Авось, тогда отпустят!
Текучий народ шел на прииски и разные люди встречались на разных должностях.
А ему намекнули:
— Нужно ли мучиться с расчисткой дороги? Неужели нельзя обойти? Вы недавний
Самолюбие посланного возмутилось.
— Почему до сих пор нет дороги? — налетел он орлом на Шаповалова.
Инженер, не боявшийся ни медведей, ни подземных катастроф, растерялся перед начальством. Засуетился, вытащил карту.
— Вот видите, здесь ведем... Тут просечка в скале, тут мостик надо перекинуть...
Представитель взлохматил кудрявые волосы.
— А почему не влево?
Шаповалов хотел объяснить, что там топь. Но от волнения позабыл. Покраснел, заморгал глазами и, смущенный, не знал, что ответить.
— Что-то путаете вы! — подозрительно сказал приезжий, — впрочем, завтра я сам проверю!
Матвей решил окончательно удивить весь прииск и побить свой рекорд в двести процентов. Занятый делом, он и не слышал о новом начальстве.
Золото растянулось в осушенном русле узкой бороздой. Чем дальше Матвей продвигал канаву, тем крупней начинали встречаться золотины, тем корявее и причудливее делалась их форма. Обычно золото, отнесенное далеко от места своего рождения, окатывается водой, становится круглым и гладким.
В это утро Матвею неслыханно повезло. И до завтрака он намыл столько, сколько обычно добывал дня за два.
Канава его приближалась к нависшей скале, на которой стояла избушка. Матвей только утирал струившийся на глаза пот.
Кайлой он владел, как искуснейший фехтовальщик рапирой. Острие инструмента сразмаху вгонялось в пески и верхняя толща валилась сама, подкопанная снизу. Вдруг кайла зазвенела о камень и едва не вылетела из рук.
Матвей удивился, попробовал еще раз — твердо.
— Валун! — подосадовал он, — вот накачали, черти! Дроби его на куски да таскай из канавы...
Резкая тень упала на желтый под солнцем песок. Матвей оглянулся. Перед ним стоял Кузьма, без шапки, глаз у него налился кровью, а подбородок трясся.
— Ты что!? — испугался Матвей.
— Беда! — прохрипел Кузьма и задохнулся. — Разоряют меня, сват!
И с отчаянием ухватился за товарища.
— Пойдем!
Он выкрикивал на бегу и махал руками.
— Какой-то приехал!.. Проводит дорогу!.. И прямо через мои работы!
Орта Кузьмы была в косогоре. Выше рос лес и торчали скалы, а с другой стороны шумела речка.
— Он! — указал Кузьма на человека с непокрытой кудрявою головою.
Человек был высок и строен, щегольски одет. Маленький Шаповалов в своей порыжевшей куртке казался перед ним замухрышкой.
— Этот бугор надо срыть, — оживленно приказывал человек; — вот вам и обход, вот и дорога!
— Дальше топкое место, — испуганно возражал Шаповалов, — низина!
— Настелите гать. Чтобы было готово к приезду инженера из треста!
Тут к нему подскочил Кузьма.
— Орта моя!
— Ну, и что? — улыбнулся кудлатый. — Что ты бузишь из-за старой орты? Другую отыщешь!
— Да силы-то я на нее убивал?
— Обиды тебе не будет! — сказал приезжий. — Заплатим, отец! — и даже подмигнул стоявшему рядом десятнику.
— Это разбой! — заорал Кузьма. — Я в суд!
— Можешь! — презрительно разрешил молодой человек и полез в карман за папиросой: — А тебе что угодно?
Он заметил стоявшего перед ним Матвея.
Десятник почтительно зашептал на ухо начальству. Приезжий взглянул на Матвея с любопытством и сказал помягче:
— Шел бы ты, Чуев, лучше работать!
— Работаю я всегда, — с расстановкой ответил Матвей Митрофаныч, — а так своевольно с людьми поступать не ладно!
Прямо сказал.
Тут была группа рабочих, десятник и Шаповалов. Все уставились на Матвея.
Приезжий вспыхнул.
— Вот очередь до тебя дойдет, тогда и скажешь!
— Пожалуй и ждать не стану,— прищурился Чуев.
— А! — гневно закричал приезжий.— Не нравится у меня — уходи!
— От дома гонишь?
— Понадобится — и домик твой прииск купит!
— Не продажный мой дом, — заявил Матвей, — и меня от кайлы не прогонишь. Во всякой артели Чуева примут!
Он побледнел и пошел назад.
Матвей возвратился домой омраченный и грозный. Жена взглянула на него и не стала спрашивать. В такие минуты Матвей был не сдержан.
Шумно побегав по горнице, Чуев выдернул из-под лавки кайлу и отправился на свою работу.
Надо было куда-то итти, что-то делать, чем-то занять протестующий рассудок.
— Хор-рошо! — выговаривал он, шагая, — вот тебе, Чуев, спасибо за твои старания...
И думал: перед всеми людьми его, заслуженного рабочего! А за что? За правду!
Он кипел и сжимал кулаки.
— А Кузьма? Какой он ни есть, а государству служит? Не фальшивое его золото? А вот сбросили старика, как костяшку со счетов. И главное, без толку, — что за дорога на согре? Вытает зимняя мерзлота и провалится все в болото... Глупость какая!