Обида
Шрифт:
— Та-а-к, — сказал Матвей. — На фабрике, стало-быть, ходит?
И пошел на фабрику.
Обычно постройка ее гудела различными шумами. Грохотала руда, падая в бункерные ямы. Стены дрожали от ритма машин, а из маленькой трубки хлопал бойкий горячий пар.
Сейчас была тишина. И огни не горели, и дым над трубой не курился.
Сердце защемило у Чуева и он отворил дверь. Стал в полутемном зале, приглядываясь к силуэтам механизмов. Пахло машинным маслом и керосином.
— Здорово, Чуев! — подошел
— Пока не тужили и ты не ходил? А сейчас пожаловал! Это, товарищ, приятно...
И на безмолвный вопрос Матвея развел руками:
— Хуже некуда! Дожили до комиссии...
— Здесь она?
— Нет, пошли на дорогу...
Матвей зашагал в гору, на аварийный участок дороги. Там он сел на груду камней и почувствовал страшную усталость.
Седой старичок в золотых очках ходил по работам, все время обращаясь к Шаповалову, а кудрявый администратор держался сзади. Рабочие поглядывали на важного гостя.
— Стихийное бедствие! — констатировал старичок, — виноватых тут нет, вы правильно повели работу...
Матвей порадовался за Шаповалова — всегда уважал его как хорошего горняка.
Старичок пожалел:
— Вышло же так, что все золотоносные жилы лежат у вершины! Доберись-ка до них без дороги... Но программа у вас, товарищи, сорвалась, и не знаю, удастся ли мне отстоять кредиты...
Матвей пристально смотрел перед собой и теперь не слушал.
Он видел широкий путь прокатившейся от гребня хребта лавины. На этом пути все было счищено, как метлой, и лес и утесы. Каменная волна перекрыла полотно дороги и нагромоздилась чудовищным валом.
Глаза у Матвея, расширились, он до боли скрутил свою бороду и взглянул по сторонам. Увидел своего кудлатого врага, тихо поднялся и пошел по дороге к месту взрывных работ, словно боясь, что его окликнут.
Он все более ускорял шаги и встречные стали оглядываться — куда это так заторопился человек?
В тот же вечер парторг попробовал убедить молодого администратора. Глядел на него исподлобья и неуверенно называл на ты.
— Что ты вздумал Чуева выселять? Неправильно это! Эдак людей разгонишь!
— Видишь, товарищ Мартемьянов, — отвечал администратор, кусая ногти, — ты отвечаешь за партийную работу, а я — за организацию производства. Стоит ли тебе вмешиваться?
— Буду вмешиваться! — упрямо твердил Мартемьянов.
— Напрасно! Я знаю, что делаю. На рудник съезжаются приглашенные люди. Мы обязаны обеспечить их квартирой. И вот сотрудник, имеющий все права, будет ютиться в бараке, а какой-то сторонний занимать приисковый дом!
— Как сторонний? — возмутился парторг. — Лучший старатель, ударник и вдруг... сторонний!
— Хорош ударник! Выполняет пятнадцать процентов от плана!
— Раз несчастье
— Брось, Мартемьянов! Просто ты к нему пристрастен.
Парторг покраснел.
— А может быть вы пристрастны? Я ведь знаю...
— Прекратим разговор, — порешил кудлатый. — Завтра мы показываем инженеру окрестности рудника. В десять утра я буду возле Ирмени и тогда сделаю Чуеву сам последнее предупреждение...
— A я поставлю вопрос на партгруппе!
Так и не договорились.
Мартемьянов плохо спал эту ночь. Едва взошло солнце, он оделся, сунул в пиджак, по привычке, наган и отправился к Чуеву.
Матвей Митрофаныч вставал с петухами. Теперь сидел на пороге своей избы и щурил глаза на костер. На костре закипал чайник.
— Я пришел с тобой говорить, — объявил парторг.
— Садись! — отвечал Матвей и подвинулся на пороге. Выглядывая добродушно и даже с лукавым смешком в глазах.
— Мы с тобой однолетки, — закурив, начал Мартемьянов, — и достаточно горя по тайгам хлебнули!
— Правильно!— согласился Матвей. — Что дальше?
— По возрасту надо и разум иметь, — рассердился парторг. — А ты, товарищ?..
— Что... я? — отодвинулся Чуев.
— Ничего! — оборвал Мартемьянов, — кто сулился взорвать избушку?
Чуев вскочил и нахмурился.
— Не прыгай! — успокоил парторг, — не испугаешь! Начальство ты обругал, — загнул он палец, — завхозу грозил, квартиранта вчера прогнал, жену сплавил, — ты что затеваешь? Почему ко мне не пришел?! Разве дело твое решенное?
К его удивлению Чуев засмеялся и сел на бревно. Морщинки лучились по его загорелому лицу, а голубые глаза посмотрели весело и ясно.
— Обидно же, паря! — оказал он так безмятежно, как будто бы речь шла совсем не о нем.
— Обидно? — подозрительно уставился на него Мартемьянов, — а не обидно, когда наш рабочий — и вдруг поступить желает как враг?
— Он враг! — гневно крикнул Матвей. — А не я!
— О нем помолчи! О нем будет разговор в своем месте... Матвей, — грубый голос парторга сказал задушевно, — мне не избушки жалко. Ей пятнадцать рублев цена. Неужели ты, друг, себя опозоришь?
— Не опозорю! — твердо сказал Матвей.
Тогда Мартемьянов вскочил и жилы на лбу у него надулись.
— А зачем ты вчера бикфордов фитиль доставал?! Где он?
Матвей побледнел и тоже поднялся с бревна.
— Доставал, чтобы глушить рыбу, но дорогой потерял...
Минуту оба стояли молча и тяжело дышали.
— Потерял,— наконец выговорил Мартемьянов, повернулся спиной, — смотри, Чуев!
Он пошел от избушки. Толстый кедр лежал над протокой — корнями на берегу, вершиной на острове.