Обитель подводных мореходов
Шрифт:
– Могу экспромтом выдать несколько эссе о культурной жизни города: последние театральные сплетни, анекдоты с вернисажей, как говаривают французы, эт цэтэра, эт цэтэра...
– И это всё, на что способен твой пылкий ум?
– подковырнул Вадим. Рассказывай анекдоты кому-нибудь в гальюне.
– Фи, милорд! Как это пошло.
– Зато в твоем вкусе.
– А как у нас, маэстро, с юмором?..
– Нормально. А вообще, на серьёзные темы полагается иронизировать в меру.
Свесив голову набок и выпятив нижнюю губу, Чижевский скорчил на лице удивлённую мину: "У-у, ти, какой строгий, дурашка..."
Вадим и бровью не повёл.
– Кстати, - продолжал Эдик, изменив тон и приняв серьёзный вид, неплохо было бы поговорить и на атеистическую тему, что-нибудь вроде тлетворного влияния церкви на молодёжь в лице отдельных её незрелых элементов...
– Давай, - согласился Вадим.
– Идея наказуема, пишем её за тобой.
– Не за мной, а за Непрядовым, - поправил Эдик.
– Ему более с руки, у него дед поп.
– А при чём здесь его дед?
– воспротивился Колбенев.
– Раз предложил тему, сам её и готовь - к следующей среде.
– Мило-орд, - Чижевский снова изобразил крайнее удивление.
– Вы явно заблуждаетесь. Человек целых десять дней вращался в душной, чуждой нашему обществу среде, впитывал её всеми фибрами своей незрелой души, а вам наплевать. Пускай выскажет свои убеждения на сей счёт.
– Я нисколько не сомневаюсь в его убеждениях, - холодно возразил Колбенев.
– Могу успокоить тебя, что верующим он за десять дней не стал. У него там были совершенно иные интересы. И радуйся, а то бы кое-кому Лерочки не видать, как собственных ушей.
Задетый за живое, Чижевский густо покраснел, но сдержался, пропустив обидные слова как бы мимо ушей.
– Как знать, как знать, - произнёс он с деланной улыбкой.
– Таких, как Непрядов, раньше называли поповичами, - и, глубокомысленно сморщив лоб, как бы припоминая, пояснил: - Где-то читал, что ещё Екатерина Вторая называла поповичей самым подлым и низким людом.
– Спохватившись, что перебрал, поспешил уточнить: - Нет, нет, я эту реплику государыни-матушки на счёт Непрядова не отношу, а так, вообще...
Вадим встал со стула и повернулся к Чижевскому, стоявшему у него за спиной.
– Послушай ты, милорд, - произнёс с возмущением.
– Это же подло говорить такое о своём товарище, да ещё за глаза.
Сознавая своё превосходство в силе, Эдик небрежно похлопал Вадима по плечу - "успокойся, дурашка..."
– Самая настоящая подлость, - повторил Вадим, отталкивая его руку.
– Тэ-экс, гардемарин Колбенев, - прищуриваясь, язвил Эдик.
– В былые времена подобное оскорбление смывали кровью.
– Вот именно, таких, как ты, всегда вели к барьеру.
– Дуэль?!
– с восторженным оживлением произнёс Эдик.
– Превосходно. Я принимаю вызов, - пощёлкал пальцами, небрежно глядя на пухлого, медлительного Вадима.
– Пистолеты и шпаги отменяются, их у нас попросту нет.
– Что ж, гардемарин Чижевский, - так же с небрежением, немного успокоившись, подхватил Вадим, - остаются кухонные мясорубки, если вы так желаете крови.
– Или ринг, - уточнил Чижевский.
– По всем правилам, три раунда. Только вместо рефери будут секунданты. На поединок являться при палаше и в белых перчатках. Ничего не поделаешь - этикет.
– Согласен, - отвечал Вадим.
– Итак, - уточнил Чижевский, - завтра в двадцать ноль-ноль, под видом тренировки.
– И, выпрямившись, горделиво боднул головой, изображая светский поклон.
Колбенев тоже поклонился, язвительно улыбаясь.
Об этой стычке Непрядов так бы ничего и не узнал, если бы не проболтался Кузьма, согласившийся стать Вадиму секундантом. Егор сокрушённо покачал головой и сказал Обрезкову:
– Неужели ты не понимаешь, что этот милорд Вадимычу элементарно набьёт морду? Ведь у Чижевского разряд по боксу. А наш умный тюха и десяти раз на перекладине подтянуться не может.
– Не набьёт, - успокоил Кузьма.
– Никакой драки не будет. А иначе я милорду сам паяльник начищу: по-нашему, по-рабочему, - и для большей убедительности показал свой увесистый кулак.
– Годится?
– Нет, совсем не годится, - отвечал Егор. Немного поразмыслив, он предложил свой план действий, и Кузьма с ним согласился...
14
"Дуэль" должна была состояться в подвале, который приспособили для боксёрских тренировок. Там же на помосте возвышался оборудованный по всем правилам боксёрский ринг.
Каково же было удивление Чижевского, когда вместо Колбенева точно в назначенный час перед ним в полном параде появился Непрядов. Как полагается, Егор представил своего секунданта и заявил, что готов "драться" вместо Колбенева, который вовсе не обязан это делать за него, Егора Непрядова.
– Позвольте, милорд, - пытался воспротивиться Эдик, явно не рассчитывавший на такой поворот событий.
– Но при чём здесь вы? Оскорбление было нанесено мне отнюдь не вами.
– Но зато вы, гардемарин Чижевский, оскорбили меня. И вот вам мой вызов.
– Егор сдернул со своей руки перчатку и бросил её Чижевскому. Условия поединка прежние.
– Воленс-неволенс, - говорил всё тем же игривым тоном Эдик, пытаясь увильнуть, поскольку вполне представлял себе бойцовские возможности противника.
– Но мы обязаны получить на это согласие гардемарина Колбенева. Я думаю, как человек чести, он не уступит вам своего места на ринге.
Егор поцокал языком и так же игриво, в тон Чижевскому, возразил:
– Перчатка брошена. И не поднявший её считается трусом.
– Трусом, трусом, - согласно кивая, в один голос подтвердили секунданты и Герка Лобов, взявший на себя обязанности рефери.