Облава на волков
Шрифт:
— Были б все здоровы, выдюжим, — говорила она, провожая меня до калитки. — На будущий год Марчо кончит, еще через год — Анё, а Димчо если захочет дальше учиться, то одного-то мы как-нибудь вытянем.
Но ни одному из их сыновей не пришлось получить высшего образования.
Однажды в конце лета 1950 года Стоян Кралев велел мне составить список семей на получение товаров — сахара, женских головных платков, постолов и других предметов первой необходимости. Он часто поручал мне такие письменные дела, я сидел у края его стола и поскрипывал пером, а он занимался чем-нибудь другим или шел в село. Только я кончил список, и в клуб вошел Илко, брат Стояна Кралева. Он был председателем комитета ОФ, просмотрел мой список и стал читать газеты. Просмотрел его и Стоян и дал мне переписать
— Заходи, садись! — позвал его Стоян Кралев.
У стены стояло несколько стульев, Киро чинно сел и положил шляпу на колени. Стоян Кралев, опираясь на локти, окинул его взглядом и спросил:
— Ну, как дела у частного сектора?
— Бьемся как можем…
— Бьемся-то бьемся, но от частного не отказываемся, — со злобной улыбкой отозвался Стоян Кралев.
Киро провел рукой по волосам, там, где остался след от шляпы, и ничего не сказал. Так прошло несколько секунд, потом он обернулся к Илко.
— Я пришел взять справки для сыновей.
— Сейчас, дядя Киро.
Илко встал и подошел к столу. В нем было два ящика, в одном хранились бумаги и печать партийной организации, в другом — Отечественного фронта. Илко потянулся к своему ящику, но Стоян Кралев положил руку на запор.
— Сначала мы с товарищем Джелебовым побеседуем, а справки потом. Сколько лет мы с ним и словом не перемолвились, совсем друг друга забыли, словно не в одном селе живем.
В самом деле, он впервые за несколько последних лет собрался поговорить с Киро Джелебовым. Он встал, обошел стол и принялся расхаживать взад-вперед по комнате. Двигался он медленно, и его шаги вспарывали тишину со скрипучей размеренностью. Его брат Илко в своих записках обрисовывает его достаточно правдиво и подробно, и я позволю себе повторить из его описания лишь одно место — Стоян Кралев и в данном случае привычно подражал Сталину — такому, какого он видел в кинофильмах. В то время мы не находили в этом ничего смешного, наоборот, мы в какой-то степени завидовали его умению перевоплощаться в столь дорогую нам всем личность. Мы все жили, размышляли и действовали под обаянием этой железной личности, восхищались твердостью и самоотверженностью вождя, а один эпизод из его жизни производил на нас совершенно потрясающее впечатление — когда царская полиция стегала его плетками, он преспокойно читал газету. И в фильмах он был скуп на слова и жесты, единственное, что он себе позволял, была ироническая улыбка «в усы», так что его величие оттенялось необыкновенным хладнокровием, которое он проявлял при всех обстоятельствах. Стоян Кралев, увы, не обладал этой несокрушимой силой духа. В случаях вроде сегодняшнего он начинал говорить спокойно и даже улыбался, но всего через несколько минут превращался в аффектированное и жестикулирующее подобие своего кумира.
— Товарищ Джелебов, — сказал он, шагая взад-вперед и заложив за борт кителя одну руку, а большим пальцем другой поглаживая усы, — и на нашей улице наступил праздник. Наши усилия увенчались успехом. Кооперативное хозяйство создано. Без тебя и еще трех десятков таких, как ты, которые ухватили кость и обгладывают ее, точно собаки, спрятавшись за дом. Но больше личных костей не будет! И черного рынка не будет, и торговлишки частной, и наличных деньжат в кошельке. С этой осени — все до одного в кооперативное хозяйство! Не бывать тому, чтоб одни строили дом, а другие завтра явились бы и стали в нем располагаться. Не бывать тому, чтоб сегодня одни пахали и сеяли, а завтра другие разинули рот на готовый каравай! Частной собственности пришел конец! И терпению нашему — конец! Наш народ говорит: «Скажу дочке, а сноха пусть смекает!» Значит, если сноха умная и честная, ей можно прямо и не говорить, что от нее требуется, она сама сообразит. Но наши «снохи» — глухие и тупые кулацкие прихлебатели. И раз они не понимают намеков, придется бить их по морде!
Его жесты становились все более размашистыми, речь — все более жесткой и гневной. В клуб зашли трое бригадиров, вероятно, за тем
— Эй, господин хороший, ты что это надумал? Люди кровь проливали, только с твоей головы ни один волос не упал. Все мимо тебя на цыпочках ходили, как же, не то испортим «хорошему хозяину» настроение. А он, хозяин этот, только о своих личных интересах и думает, двух сыновей в университетах содержит, а на будущий год и третьего пошлет. А нам, кооператорам, как прикажешь своих сыновей и дочерей учить?
— Еще год, чтоб хоть старший кончил! — сказал Киро.
— Не то что года, недели тебе не даю! — закричал Стоян Кралев. — Если завтра не подашь заявления в кооператив, никаких справок для сыновей не получишь!
Илко соучастнически подмигнул Киро Джелебову: «Отойдет он, и все будет в порядке, а пока уходи». Киро встал и молча вышел. Стоян Кралев истолковал это как проявление слепой джелебовской гордости, и это окончательно его взбесило. Никто до сих пор не смел с таким очевидным презрением показывать ему спину, и он потерял контроль над собой:
— Пошел-ка ты к такой-то матери! — выругался он вслед Киро и тут же повернулся к брату, тыча в него рукой. — Это из-за тебя такие гнусные типы все еще уклоняются от кооператива, мутят нам воду. Я б его давно на место поставил, а ты — не трогай! Оберегаешь, пылинке не даешь на него сесть. Он, видите ли, хороший хозяин, он, видите ли, честный. Если он честный, что ж он к честным людям не пришел, почему с врагами нашего хозяйства заодно? И ты еще его поддерживаешь…
— Я не поддерживаю, но я не имею права его насиловать, и тем более обрушиваться на него с руганью. Несколько лет мы его ждали, отчего ж не подождать еще до весны? Если он станет кооператором, как он двоих парней в городе прокормит? Трудодень у нас еще бедный, что и говорить. И ничем мы ему помочь не сможем. Пройдет время, и мы, наверное, будем платить студентам стипендии, но пока мы ничего не можем. Кроме того, сын Джелебова учится на агронома и, когда кончит, придет на работу в наше хозяйство.
— Ты, книгочей, мог бы чего поумнее в своих книгах вычитать! — Стоян Кралев смотрел на брата не мигая, словно пытался загипнотизировать, и в то же время из-под его усов, словно хорек из-под забора, выглядывала желчная улыбочка. С некоторого времени между братьями то и дело возникали разногласия по всяким вопросам, и в селе поговаривали, что они уже «один другому словно бы и не братья», а встречаются только по службе. До сих пор им, однако, не приходилось так открыто сцепиться при посторонних, и это предвещало столкновение, которое неминуемо должно было окончиться разрывом. Бригадиры и другие сельчане, зашедшие тем временем в клуб, почувствовали себя неловко и хотели уйти, но Стоян Кралев приказал им остаться, так как они были нужны ему по делу. Очевидно, он хотел сделать свой спор с братом достоянием общественности.
— Мы тут не отцовское наследство делим, — снова заговорил он, — а обсуждаем принципиальные вопросы, так что скрывать нам от людей нечего. Вот почему я спрашиваю, ты как, с принципиальных позиций оправдываешь Киро Джелебова, который все еще не желает вступать в ТКЗХ? Нет! Ты заступаешься за него исключительно по личным соображениям. Когда ты болел, его жена дала тебе несколько мисок масла и меда, и ты никак не можешь с ними расплатиться. И меня в это дело втянул. Сколько лет вяжешь мне руки из-за этой подачки: не будем его тревожить, пусть он сам решит, как ему поступать. Вот мы и увидели, как он поступает. За несколько мисок меда и масла купил высшее образование своим сыновьям, а нам это обошлось в миллионы убытка. Из-за него и из-за таких, как он, наше хозяйство и распалось.