Облик Огня
Шрифт:
Сарвилл увидел в зеленых глазах, разбудившей его женщины, извержения вулканов.
— Иллайа… — он закашлялся и сплюнул кровью. — Ты маг?
Девушка виновато опустила глаза, но очень скоро вновь посмотрела на странника.
— Тебе нужно уходить, времени совсем мало, — она окинула взглядом людей, освобождающих наемников из-под бревен.
Медведь глазами не переставал искать Ноэми.
— Помоги мне освободить ногу! — обнаружив себя в ловушке, он лихорадочно задергал конечностями.
Иллайа подозвала двух крепких мужчин, и они ловко скинули с ноги странника тушу Хранителя Порядка. Медведь немедля побежал разгребать обломки там, где последний раз видел свою спутницу.
Правая рука не слушалась, ныла и истекала кровью.
— Ноэ, ты в порядке? Сейчас, я помогу тебе освободиться. — нервно заговорил он, когда лицо чародейки показалось из-под завалов.
— Нет! Уходи немедленно. Ты знаешь, куда ехать и кого искать, — она задыхалась. Упавший на нее книжный шкаф покрывал всю нижнюю часть тела.
— Я не оставлю тебя здесь, — Сарвилл пытался здоровой рукой приподнять шкаф, но даже с помощью дочери корчмаря все попытки оказались тщетны. — Иллайа, позови сюда больше народу!
— Дурак! — процедила Ноэми сквозь зубы и боль. — Ты не понимаешь… Твой сон — правда. Не знаю, что это за способность, но все, что ты переживал, произойдет, хочешь ты того или нет. Если ты немедленно не уйдешь отсюда, то у тебя никогда не будет возможности спасти всех — твою мать, сестру, меня, всех неймерийцев… — она взяла его за руку. — Я прошу тебя, я прошла через слишком многое, чтобы ты остался в живых...
Как только волшебница закончила говорить, ее глаза закатились, голова опрокинулась назад, а пальцы, что крепко сжимали руку странника, потеряли прежнюю хватку. Сарвилл несколько мгновений тупил взгляд, раздумывая как поступить — спасенные наемники у противоположной стены уже начинали приходить в чувство и растеряно оглядываться по сторонам — было неясно, кого они хотят разглядеть в первую очередь — своего командующего, смерть которого королевским приказом отправит их всех на плаху, или преступника, за чью голову назначена самая высокая награда в Дордонии.
— Я вернусь за тобой, Ноэ, — прошептал медведь уже не слышащей его чародейке. — Все сюда! Тут женщина под завалами, помогите освободить ее!
Он убедился, что несколько мужчин уже спешили на помощь волшебнице, достал из-под горы из книг свой дорожный мешок, покрытый толстым слоем пыли и поспешил в сторону выхода.
***
Казалось, все жители Лисохвоста собрались вокруг развалин местного постоялого двора. Некоторые из них бегали с ведрами до колодца и обратно, пытаясь потушить очаги огня, другие выводили из разрушенного здания людей и приводили их в чувство, третьи хватались за лица и начинали рыдать при виде бесчувственных раздавленных тел, не в силах перенести вид трупов, а все остальные, образовывая плотное кольцо вокруг здания, создавали гул и бурно обсуждали произошедшее, на перебой хвалясь догадками.
Наконец из гостиницы вышел Дориан Орегх. На его левой щеке пенился сильный ожог, панцирь был смят в нескольких местах, а тяжелый двуручный меч сейчас служил ему тростью, на которую королевский паладин с трудом опирался — теперь вся тяжесть этого оружия чувствовалась гораздо лучше, нежели во время боя. Он осмотрелся по сторонам и подал знак свободной рукой, противно скорчив лицо от боли. Вслед за ним из руин выступили три наемника. Они вели связанную по рукам темноволосую девушку, на лице которой не осталось живого места — Ноэми пережила еще один круг ада, с тех пор, когда странник видел ее в последний раз. Не было ничего удивительного в том, что охотники за головами выместили всю свою злобу на чародейке. Все пятеро оседлали своих еще пугливых после произошедшего лошадей и ускакали по дороге на юг.
— Они повезли ее в Дастгард, — прошипел Сарвилл и опустился на землю, спиной скатившись по влажной коре дерева. — Я еще вернусь за ней.
В лесу, что начинался в нескольких саженях от пострадавшего постоялого двора, начали просыпаться птицы и, возвещая приход нового дня, щебетали о своем. Странник сидел на земле в компании зеленоглазой волшебницы и просил воды. Девушка подала флягу, но вся вода с глухим кашлем вышла наружу сразу после того, как он оторвал свои сухие губы от горлышка. Иллайа с усилием разорвала подол своего серого платья и небольшим куском ткани перетянула руку медведя чуть выше торчащего из нее болта.
— Я желаю идти с тобой, — сказала она, когда проверяла, насколько крепко завязаны узлы.
— Идти со мной? — переспросил странник и зажал зубами сухую ветку едва не раскусив ее, когда волшебница потащила, пробивший насквозь его предплечье, сломанный болт.
— Ты совсем меня не знаешь, — заговорил он спустя некоторое время, когда девушка перевязывала ему рану, — и её не знаешь, — он махнул головой в ту сторону, куда ускакали всадники.
— Ну и что. Я у тебя в долгу. И у нее, — она точь-в-точь повторила его движение, указав на Змеиный тракт. — Вы не просто спасли мне жизнь. Вы показали мне, что где-то за пределами Лисохвоста я могу быть такой, какой захочу и жить так, как захочу. И что всякий приезжий не может получать то, что ему захочется.
Иллайа отвернулась и посмотрела вглубь чащи. Сарвилл не мог понять, что она имеет в виду, и девушка быстро об этом догадалась.
— Ты думаешь вчерашний случай в корчме первый, Сарвилл? Нет. Я терпела всякого захотевшего меня всякий раз, когда кому-то ударит касандрийское в голову. Меня не учили говорить нет, а отчим получал еще больше золота с каждого, кому я приглянулась. Не смотри так, корчмарь не мой настоящий отец. Всяким ворюгам и разбойникам мешало разорить нашу корчму только его «гостеприимство». И вчера он просто торговался, а не пытался меня защитить. Вы с чародейкой показали мне то, чего я не могла разглядеть. Я не останусь здесь, даже если ты не возьмешь меня с собой.
— Тогда почему вчера, убегая от бандитов, ты вернулась прямо к своему отчиму, если знала, что при любом удобном случае он отдаст тебя на растерзание? — медведь удивленно поднял брови.
— А что мне было делать? У меня был шанс, что они не заметят места, где я скроюсь. А если все-таки уследят… в конце концов... Я большаку предпочту перину.
Птицы продолжали щебетать, а народ, столпившийся у разрушенного здания, начал постепенно разбредаться кто куда.
— Так значит корчмарь… — чуть погодя, перевел тему медведь.