Облик Огня
Шрифт:
Вот и сегодня на широкой улице Церемониального квартала собирались послушники монастырей Касандры, дабы совершить шествие по городу в честь великого праздника. Вместо масок их лица были покрыты слоем белой краски, а глазницы были окрашены в красный цвет. Одинаково короткие под корень стрижки и светло-зеленые рясы послушников создавали ощущение, будто один и тот же человек каким-то чудным образом сумел создать целый отряд таких же, как он.
«Готовятся к шествию… Чудно. Выдумали себе мнимую цель и преследуют ее. Отдать свою жизнь поклонению и прославлению Богини… Хм. Ради чего? Чтобы после смерти она приняла их души в свой плодородный и солнечный сад? А что с другими, кто не посвятил
Страннику казалось, что он бредет уже целую вечность. Пробежать мимолетом от городских ворот Последний Гарнизон, Небесную аллею, Штормплац, Церемониальный квартал и по Солнечной аллее напрямик к замку Шаарвиль было бы слишком подозрительно в единственный день, когда люди никуда не торопятся и слоняются туда-сюда, за исключением, конечно, главного действа до которого оставалось еще добрых десять или около того часов. Ждать главного события дня не было возможности — в планах медведя было выбраться из замка в этот час суматохи, затеряться среди многочисленных групп, бросившихся на охоту за петухами и поэтому он всячески коротал время на пути к замку постоянно погружаясь в собственные мысли и неторопливо переходя от одной части города к другой. Вот и сейчас он решил, что у него достаточно времени, чтобы зайти в один из множества возвышающихся над городом храмов Касандры.
Храм был пуст — ни души. Постоянные прихожане сегодня отдавали дань какому-то другому Богу, но не Касандре. Скамейки, расположенные по разным сторонам маленького, но уютного зала были из темного дерева — скорее вырезанные из эбена, нежели дуба. По центру, как и полагается стоял алтарь, усеянный кубками на перевес с учением Касандры — увесистая книга, прицепленная к алтарю. За алтарем, размером во всю стену до потолка, в виде мозаики была изображена та самая Касандра, которой последние несколько веков все от мала до велика в южной части севера Неймерии отдавали почести — нагая дева с ниспадающими до самых бедер волосами своими большими синими глазами, казалось, смотрела на каждого вошедшего в храм, а ее поза представляла собой позу благородной дамы, кружащейся в вальсе, но вместо партнера в ее изящной руке висела гроздь винограда.
«Тихо, — Сарвилл присел на одну из скамеек, не близко к алтарю, но и не у самого выхода. Посередине. — Так тихо бывает перед бурей — так говорит матушка. Не могу представить, что пришлось вам перенести, но скоро все закончится. Обещаю. Один рывок и я увезу вас подальше из этого города, от этого обезумевшего короля. Подальше от места, где вам пришлось наяву побывать в пекле…»
— Неприятности? — спокойный хриплый голос прозвучал из-за спины странника. Сарвилл обернулся. Еле волоча ноги, по проходу шагал монах. Белое лицо, красные глаза, светло-зеленая ряса — все как надо, но от остальных его отличала пышная седая копна на подбородке.
— Я не прихожанин. — отрезал медведь, давая понять, что непричастен к вере и тем более не склонен к разговорам о ней.
— Знаю, — монах сел на первый ряд, но продолжал разговор, будто бы разговаривает не с гостем, а с изображением Богини на стене.
Сарвилл уже собрался уходить — скамья неприятно скрипнула о каменный пол, но монах остановил его.
— Не торопись, я не нарушу твоего покоя, — спокойным голосом произнес старик. Сарвилл сел обратно, не понимая почему — не в одиночестве ему сразу стало по себе. — Неприятности преследуют нас изо дня в день, из года в год, из жизни в жизнь, — Монах продолжал рассуждать
Старик откашлялся. Сарвилл молчал.
— Неприятности всегда проходят. Другое дело, что не всегда так, как этого желаем мы. Сироты раньше часто ошивались вокруг — дети из приюта и бедных семей. Помню мальчишку… Часто забегал сюда, чтобы попросить милостыню и полазить по карманам. — Монах еле слышно усмехнулся. — Воровал и попрошайничал он не от хорошей жизни — больная мать, да и самому что-то есть надо было. И вот однажды один из прихожан поймал его за руку и сжал кисть так, что кости захрустели. Пригрозил позвать стражу. Другие дети начали бы канючить, хныкать, умолять, отпираться, пытаться вырваться… А этот, хоть бы что! Стоит себе на месте, хлопает зенками. Что с ним не так, подумали остальные? А все с ним в порядке. Просто он делал, что мог, а что будет — не решал. Умный был мальчонка. Малой, а знал, что загадывать — лишь груз разочарования на плечи вешать. Что с ним сталось…
Старый монах и не думал оборачиваться, он знал, что позади остались лишь пустые скамейки, а случайный посетитель теперь где-то в другом месте.
Сарвилл шел по Солнечной аллее и обдумывал слова монаха. Действительно, все те планы — дождаться вечера, скоротать время были напрасны, пока те, ради кого он вернулся взаперти. Прикоснуться к Ноэми, обнять мать с сестрой — вот что действительно важно, а остальное будет так, как будет. В этой ситуации каждая минута промедления может стоить им жизни.
Из мыслей его вырвал человек — то ли юноша, то ли девушка, в черном плаще и безликой маске, врезавшись со всей дури. У странника от такого толчка еще пуще все поплыло и потемнело в глазах. Человек, словно не заметив столкновения побежал дальше.
«Надо же. И в такой день в Дастгарде найдутся те, кто не дает себе продохнуть. Тогда может и мне стоит поторопиться?»
Медведь быстрым шагом прошел среди пальм и папоротников, придерживаясь стороны, где тень гуще закрывала его от пекла, направляясь прямо к стенам королевского замка. Около высокой каменной преграды он сбросил плащ — дриада на эфесе заблестела, раскидывая солнечные лучи в разные стороны. Он ловко перелез через заграждение, притаившись за одним из множества деревьев, рассаженных по всему саду.
У каждого входа в Шаарвиль стояло по два стражника и невесть сколько шастало внутри. Забрала на шлемах у тех, что стояли у парадного входа были опущены, что играло на руку страннику — угол обзора сокращается и это оставляет мне шансы проскочить незамеченным, думал он.
«Влезу через окно в прежних покоях Лианы, оттуда в тронный зал, а дальше, куда глаза глядят, вход в тюрьму где-то там есть, а значит, я его найду».
Странник не успел до конца продумать план действий, как вмиг очутился в комнате принцессы. Заперто не было.
Здесь все напоминало о ней. Запах ванили в воздухе переносил медведя в те времена, когда они будучи беззаботными подростками, не думая не о чем, днями на пролет запирались внутри и никто им не был нужен. Разум странника хаотично рисовал силуэты времени, которое давно утекло — ее бесконечно глубокие серые глаза из прошлого сейчас впивались в настоящее — в него, стоящего посреди светлой комнаты и не желающего бежать от тех воспоминаний, когда никому не угрожала смерть… Звонкий и мягкий смех принцессы сейчас наполнил комнату и окружил странника, словно погружая в какой-то транс, в котором он должен был что-то непременно понять.