Обнаженная натура
Шрифт:
Я пожала плечами и начала яростно думать в сторону Эдуарда. Не магически, а просто желанием, чтобы он посмотрел сюда, подошел сюда, заметил. Но я слишком низкорослая, и толпа меня закрывает; а стоящий передо мной вампир закрывает еще сильнее. И вряд ли случайно.
— Я понимаю, о чем ты, — сказал он и снял капюшон с правой стороны. — Посмотри как следует, Анита. Посмотри, что сделали со мной люди.
Я попыталась не смотреть, потому что это мог быть просто прием отвлечения, но есть вещи, на которые не смотреть трудно. У Ашера лицевые
Он опустил капюшон на лицо снова, и я поняла, что левая рука у него протянута назад, будто он точно знал, что кто-то сейчас возьмет его руку. И к ней потянулась молодая девушка. Я сперва подумала, что она тоже вампир, но посмотрела в эти широко раскрытые серые глаза и поняла. Она была одета с бродяжьим шиком: слишком короткая юбка, голый живот, маленькие груди приподняты как можно выше. До того, как это вошло в моду, я бы подумала — проститутка. Теперь, когда такое носит половина сопливых девчонок, я могу только гадать, что носят проститутки.
Она отвела с лица короткие каштановые волосы, сонно улыбнулась Витторио.
— Не трогай ее, — сказала я.
Он погладил девушку по щеке, и она прильнула к ладони, как котенок. Витторио повернул ее ко мне лицом, чтобы я увидела под слоем краски, как она молода: лет четырнадцать, ну пятнадцать от силы. Трудно было сказать точнее при такой раскраске и одежде. Они добавляют лет, которые девушки еще не заслужили.
— Не трогай ее, я сказала.
У меня голос уже не дрожал, в нем звучали первые нотки гнева. И я обрадовалась ему, подкармливая сладкими мыслями о мести, о том, что сделала бы я с Витторио, представься мне возможность.
— Если проснутся твои звери, я вырву ей горло, — предупредил он, привлекая ее к себе.
Мне снова пришлось сдержать свой гнев, проглотить его, потому что он был прав: я не могла гарантировать, что при таком напряжении гнев не устроит мне какой-нибудь проблемы с ликантропией. Если бы я умела перекидываться реально, это дало бы мне оружие, но для меня ликантропия была не оружием, а именно проблемой.
Он протянул другую руку — и к ней подошел мужчина. Высокий, выше Витторио. Серые глаза были почти как у этой девушки, и короткие волосы того же оттенка каштанового. Он смотрел перед собой, ничего не видя.
Витторио начал расстегивать молнию свитера, обнажая грудь. Я знала, как это выглядит, потому что так же располагались самые страшные шрамы Ашера — но здесь было страшнее. Святая вода не просто оставила шрамы на коже, она разъела тело, обнажив сухожилия и кости ребер. Как будто тело пыталось снова вырастить какую-то ткань поверху, но правая сторона груди и живот выглядели как скелет, покрытый рубцовой тканью. Там, где не было костей, чтобы поддержать заживающую рану, зияли впадины.
Если бы он хотел, то мог в этот момент сделать со мной все, что вздумал бы — так меня загипнотизировало
— Если бы я мог умереть от заражения, то умер бы, потому что в те времена еще не было антибиотиков.
— Если хочешь умереть, подожди здесь: я принесу пистолет и помогу тебе.
— Были времена, когда я искал именно этого, но никого не было столь сильного, чтобы меня сразить. Я это понял как знамение, что я сам — смерть, ибо смерть не может меня коснуться.
— Все смертно, Витторио, — ответила я. Никак не могла оторвать глаз от отца и дочери.
— Какие они хрупкие, эти люди. Правда?
— Ты их сюда привел как заложников?
— Я их нашел в толпе. Сперва я подумал, — он поглядел на девушку, — что она блудница. Но нет, она лишь притворяется. — Он поцеловал ее в макушку, и она прильнула к нему сильнее. — От нее разит невинностью и неискушенностью.
— Чего — ты — хочешь?
Я в каждое слово вложила тот гнев, который пыталась подавить. Трудно придумать, чего бы я ни отдала в этот миг за пистолет.
Он посмотрел вниз, на девушку. Она прижималась к нему, запустив руки глубоко под свитер, обхватив его за талию и смотрела она на него с полным восторгом.
— Она видит меня таким, каким я был раньше. Когда-то я был красив.
— А потом ты совершаешь большое откровение и ловишь кайф от сюрприза. Понимаю.
Он сказал, глядя не на нее — на меня.
— Я могу уйти отсюда с этой парой — или с тобой. Отдашь свою свободу за их свободу?
— Не надо этого делать, — сказала я тише.
— Ты пойдешь со мной, чтобы их спасти?
Я посмотрела на мужчину, на его невидящие глаза, на загипнотизированную девушку.
— Ты не убиваешь ни мужчин, ни детей — кроме мужчин-стриптизеров. Это не твои любимые жертвы, отпусти их.
— Мне пробудить отца, чтобы он видел, что делают с его дочерью?
— Чего ты хочешь, Витторио? — спросила я.
— Тебя.
Мы смотрели друг на друга в упор. Он слегка улыбался, я — нет.
— Меня. В каком смысле?
Он засмеялся — горько.
— Твоей добродетели ничего не угрожает, Анита. Церковь об этом позаботилась много лет назад.
— Из-за твоих вампиров в Сент-Луисе? Ради этого я тебе была здесь нужна?
— Месть — это для мелочных умов, Анита. Ты узнаешь, что у меня мысли масштабнее. Величественнее.
Девочка начала целовать изуродованную сторону груди, нетерпеливо постанывая.
Он что-то с ней сделал, чего я не ощутила, прямое воздействие на разум. Стояла в футе от них, и ни хрена не ощутила. За многие годы не встречала вампира, у которого бы так получалось.
— У меня есть шпионы в лагере Максимилиана. Он знает, а теперь знаю и я, что Жан-Клод не поставил тебе четвертой метки.
Я изо всех сил постаралась сохранить бесстрастное лицо, но знала, что не получилось — глаза раскрылись шире, дыхание перехватило, пульс зачастил.