Обнаженная натура
Шрифт:
— Олаф, сядь. Без рук.
— Если я должен изображать любовника, то прикасаться придется.
— Именно поэтому ты и не будешь.
— Не понял.
— Охотно верю. Кстати, это тоже причина, по которой ты будешь охраной, а не пищей.
— Я опять тебя напугал? — спросил он
— Заставил нервничать.
— Что ты любишь делать на свидании?
Я развернулась на сиденье к нему лицом.
— Че-го?
— Что ты любишь делать на свидании? — повторил он, глядя мне
По крайней мере сейчас он полностью владел своим лицом, если не сказать, что фактор непривычности для меня не уменьшился Можно даже сказать, наблюдался некоторый его рост.
— Ответь на вопрос, Анита, — сказал Эдуард спокойным голосом.
— Не знаю. Кино посмотреть, поужинать, поговорить.
— Что ты делаешь с… Эдуардом?
— Охотимся на злодеев и убиваем чудовищ.
— И это все?
— Ходим стрелять. Он мне показывает оружие помощнее и пострашнее.
— И?
Я нахмурилась.
— Что ты хочешь от меня услышать… Отто?
— Что ты делаешь с Тедом на свидании?
— У нас не бывает свиданий с Тедом. — Про себя я подумала: «Это было бы как свидание с родным братом», но мы надеялись, что мысль, будто Эдуард относится ко мне не столь братски, заставит Олафа сдать назад. Так что же мне сказать? — Он с Донной, у них дети, а я с занятыми мужчинами романы не кручу. Это против правил.
— Весьма достойное поведение для женщины, — сказал он.
— Это еще что значит? Я полно знаю мужчин, которые тоже этого правила не придерживаются. Сволочи бывают обоих полов.
Он посмотрел на меня долгим взглядом, наконец моргнул и отвернулся. Кивнул.
— Вот у Бернардо таких правил нет.
— Я догадалась.
— Я вообще-то здесь сижу, — наполнил Бернардо.
— Его беспокоит, что ты его не предпочла, — сказал Олаф.
— Мы с Бернардо этот вопрос обсудили и утрясли.
— А что значит это? — спросил он.
— Значит, что Анита признала меня привлекательным, и мое самолюбие не пострадало.
Олаф посмотрел на него, потом на меня, нахмурясь:
— Не понял.
— У нас на это времени нет, — со вздохом сказал Эдуард. — Кто какую роль играть будет?
— Кого бы я ни выбрала в любовники, он должен будет только держаться со мной за ручки. Это чтобы убедить Вивиану; предлагать мне ее тигров — бестактно.
— Значит, не Олаф, — заключил Эдуард.
— И не ты, — ответила я.
— Я тебя пугаю, понятно, — сказал Олаф. — А Тед почему не годится?
— Хорошая игра заставляет вживаться в роль, и у меня было бы ненужное чувство, когда я навестила бы его семью.
Вот это была правда.
Бернардо, улыбаясь, наклонился вперед:
— Значит, счастье выпадает мне?
Я посмотрела на него хмуро:
— Я тебе даю второй шанс сыграть моего бойфренда. Не заставь меня об этом пожалеть.
— Ладно, в прошлый раз не тебе пришлось раздеваться под дулом пистолета.
Это он сказал совершенно серьезно, не чтобы меня подразнить.
— Кому и зачем надо было, чтобы ты разделся? — спросил Олаф.
— Они задали хитрый вопрос, чтобы проверить, действительно ли он мой любовник.
— Какой вопрос?
— Спросили, обрезан я или нет, — ответил Бернардо и сейчас некая игривость в его голосе имелась. — Потом проверяли ее ответ.
— И как? — спросил Эдуард.
— Ответила правильно.
— Откуда ты знала? — спросил Олаф, и с неподдельной возмущенной интонацией.
Я расстегнула привязной ремень.
— Слушай, перестань сейчас же. Ты еще не заработал право на ревность или обиду.
Олаф глянул на меня неприветливо.
— Сонни и Паук видят, как мы спорим, — напомнил Олаф.
Я забыла про двух полисменов, что ехали за нами. Это даже не небрежность, для этого нет названия.
— Ладно, хорошо, только я всерьез говорю, Олаф. Польщена, что ты пытаешься за мной ухаживать, как нормальный мужик, только нормальный мужик не станет ревновать еще даже до первого поцелуя.
— Неправда, — сказали в один голос Эдуард и Бернардо.
— Как? — переспросила я.
Они переглянулись, потом Эдуард сказал:
— Я втрескался когда-то в одну девицу, всерьез и впервые. Никогда ее не целовал, даже не держал за руку, но ревновал ко всем, кто оказывался рядом.
Я попыталась себе представить молодого робкого Эдуарда — и не смогла. Но приятно было знать, что когда-то и он был мальчишкой а то иногда казалось, что Эдуард вышел какой есть из головы какого-то гневного божества, Палладой зла.
— Мне случалось ревновать женщин, у которых были романы с моими друзьями. На территории друзей не браконьерствуешь, но иногда завидно смотреть, как им хорошо вместе, — вставил Бернардо.
— Мы с Анитой думали, что ты готов браконьерствовать, — сказал Олаф.
— Ну, если я люблю женщин, это еще не значит, что у меня принципов нет. Серьезных подруг моих друзей я не трогаю. И жен тех, кто мне нравится.
— Приятно слышать, что у тебя есть принципы.
Я постаралась вложить в эту фразу побольше язвительности, и мне удалось.
— Не помнишь, — спросил Бернардо, — что там за поговорка насчет стеклянного дома?
— Я чужих мужей не трогаю.
— А я вампирш, — ответил он.
Очко в его пользу. Но вслух я сказала:
— Ты даже не знаешь, чего лишаешься.