Обнаженная натура
Шрифт:
— То есть торчать в Сент-Луисе, пока вы будете на этого гада охотиться?
— Да.
— И ты можешь мне сказать, опять же честно, что я в твоем мнении не потеряю после этого?
Он не отвечал так долго, что я уже успела дойти до слепого поворота на половине лестницы. И я его не торопила, только слушала его дыхание и смотрела, куда ставлю каблуки на этом неровном камне.
— Я не сочту тебя виноватой, если ты останешься дома.
— Но ты будешь думать обо мне хуже.
Он ответил ровно и спокойно:
— Постараюсь так не думать.
— Ага,
— Не стоит погибать из гордости, Анита. Это чисто мужская причина. Раз в жизни поступи как женщина.
— Эдуард, раз он за мной наблюдает в Сент-Луисе, то я и здесь тоже не вне опасности.
— Может быть. А может быть, он тебя хочет выманить. Может быть, он готов был бы и в Сент-Луис за тобой приехать, но при том количестве народа, что толпится вокруг Жан-Клода, ему тебя не достать.
Я обошла угол, обдумывая.
— Вот надеюсь, черт побери, что ты тут все же не прав.
— Ты знаешь, Анита, что это западня.
— Да. Но знать, что Витторио бросил перчатку в Вегасе — это одно дело. Думать, что он выбрал какое-то другое и далекое место, чтобы выманить меня от Жан-Клода и его охраны… это пугает.
— Отлично. Я и хотел тебя напугать, потому что в этом деле надо бояться.
— И что это должно значить?
— Это значит, что Витторио за тобой следит или кого-то поставил за тобой следить. Он послал голову в тот день, когда ты будешь на работе. Послал рано утром, когда твой любовник-вампир спит, и никто тебе не скажет, чтобы ты взяла с собой охрану или не ехала вообще. В Сент-Луисе, если Жан-Клод еще не проснулся от дневного сна, командуешь ты.
— Мы усердно работаем над тем, чтобы сделать меня более слугой, а Жан-Клода более мастером.
— Ага, настолько усердно, что ты к нему переехала. Остальные маршалы не в восторге, что ты трахаешься с мастером своего города.
— Сволочи с предрассудками.
Я стояла у большой решетчатой двери, ведущей в подземные покои.
— Еще я слышал, что Жан-Клод и твои бойфренды объявили о своей бисексуальности. Я думаю, идея, что Жан-Клод имеет тебя и твоих бойфрендов, имела целью объяснить, почему он разрешает тебе трахаться с другими.
— Это мы сообщили сообществу вампиров, но не маршалам. Откуда они узнали?
— Не только ты в хороших отношениях со своими местными вампирами, Анита.
— Видала я твоих местных вампиров и знаю, что с Обсидиановой Бабочкой ты не общаешься. Она такая жуткая, что мировая вампирская общественность в Альбукерк вообще не суется.
— Я в Санта-Фе живу.
— Это все равно близко к Обсидиановой Бабочке и ее группе. Вот почему ты ездишь на охоту за вампирами за пределы штата. Местный мастер слишком жуткая личность, чтобы ими делиться.
— Она считает себя ацтекской богиней, Анита. Боги не делятся.
— Она вампир, Эдуард. Хотя может быть, ее почитали ацтеки под этим именем.
— И это не меняет того, что она вампир, Анита.
— Что-то меня твой тон настораживает, Эдуард. Обещай мне: если когда-нибудь у тебя будет ордер на ликвидацию любого из ее вампиров, ты мне разрешишь тебе помочь.
— Ты чуть не улетела в Вегас без меня.
— Могло быть. Может быть, человеческая голова в коробке даже меня может вывести из равновесия. Может быть, я боюсь Витторио и не хочу бежать в западню, как кролик. Может быть, я просто не успела подумать, что тебе надо позвонить.
— Слишком много «может быть», Анита.
— Я спускаюсь под землю, Эдуард, там телефон может не брать. Но мне надо собрать вещи, так что…
— Мне в Вегас лететь ближе, так что там увидимся.
— Эдуард?
— Да?
— Ты правда думаешь, что Витторио хотел вытащить меня в Вегас до того, как проснется Жан-Клод и меня отговорит или заставит меня взять с собой охрану?
— Не знаю. Но если он это планировал, значит, твоей охраны опасается. Или тебя с Жан-Клодом. Но тебя самой по себе он не боится.
— Я не буду сама по себе, — возразила я.
— Не будешь, — согласился он.
— Я не про тебя, Эдуард. Витторио убил сотрудников полиции. Вряд ли он понимает, насколько это серьезно.
— Мы ему объясним, — сказал Эдуард без акцента, без интонации — совершенно пустым голосом. Такой голос у него бывал, когда он становился наиболее опасен.
— Объясним, — ответила я.
Он повесил трубку.
Я отключила телефон и вошла в дверь, ведущую в гостиную Жан-Клода.
Глава четвертая
Двое моих любовников лежали в нашей общей кровати — мертвые. Они потом оживут к вечеру, точнее, в начале ночи, но пока что Жан-Клод и Ашер мертвы, как бревна. Я достаточно ощупала на своем веку мертвых тел, чтобы знать: сон — не имитация смерти. Даже у больных в коме нет той расслабленности и пустоты.
Они валялись в путанице шелковых простыней. Жан-Клод в черных кудрях, лицо безупречной красоты: добавить или убавить одну черту — и слишком будет красивым, слишком женственным, но никто никогда, поглядев в его лицо, не подумает: девушка. Слишком он мужественный, каким бы ни выглядел красивым. Ну, и то, что он лежал голый поверх простыней, добавляло определенности. Очень, очень мужское тело.
Золотые волны волос Ашера упали на лицо, скрыв самый совершенный профиль в мире. У меня сохранились некоторые воспоминания от Белль Морт — вампирши, которая его создала. Белль Морт, Красивая Смерть. Она существует более двух тысяч лет, и она считает, что такого красивого профиля, как его левый, не видела ни у одного мужчины, ни до, ни после. Правый его профиль в ее глазах много потерял из-за кислотных шрамов на коже, оставленных святой водой, когда церковники пытались выжечь из него дьявола. Они не так уж много места заняли на его лице, шрамы, всего лишь от середины щеки до подбородка. Рот все равно звал к поцелуям, лицо поражало красотой, от которой сердце замирало, но для Белль шрамы все портили.