Обнаженная тьма
Шрифт:
– Вы Скорпион, значит?
– А что? – исподлобья глянул Ростислав, что-то такое, наверное, уловивший в ее голосе. – Вы против Скорпионов? Ну, знаете, это дискриминация по зодиакальному признаку!
Костя тоже был Скорпион… И бог с ним! И совершенно не с чего так портиться настроению!
– Да нет, почему? Я не против! – Она украдкой вздохнула.
– Вот и хорошо, – усмехнулся Ростислав. – Кстати, если быть точным, я Стрелец. День рождения у меня через две недели. Но… тут есть свои тонкости. И я вам о них расскажу, если мы с вами выпьем за мое здоровье.
У него был такой простодушный
– Я как-то не одета для праздника.
Мелькнула мысль, что она скорее раздета, чем одета, потому что под халатом вообще ничего, но мысль эта тут же и растаяла, как та ледяная лисичкина избушка по весне.
– Да я тоже, как видите, – Ростислав забавно растянул полы своего разношенного серого пуловера крупной вязки. – Кроме того, у вас такой красивый халат! Будем проще, ладно? Куда прикажете это все нести? На кухню?
Пакеты опять забулькали, зашуршали, зазвенели… И там было чему шуршать, звенеть, булькать! Шампанское и коньяк, роскошный сыр и белужина, изящные слоеные пирожки, торт «Наполеон» – такие продаются только во французской булочной, да и пирожки, и длинный батон с маком явно оттуда! – огурцы, мандарины, огромные красные перцы, восхитительный окорок…
– А мы не лопнем? – робко поинтересовалась Александра.
Ростислав задумался, озирая все это изобилие.
– Вроде нет. – Голос его, впрочем, звучал не очень уверенно. – Я знаете, какой голодный? Сегодня целый день вертелся как белка в колесе, да и вчера толком поесть некогда было. Ой, плюньте на все эти вазочки-тарелочки, давайте уже поедим. Но сначала…
Он поднял бокал.
– Ну что, со свиданьицем?
– А может, с днем рождения?
– Нет, это потом, – отмахнулся Ростислав. – За встречу. Я страшно рад, что снова вижу вас. Очень огорчался, что так печально тогда расстались, и вот… Ну, выпьем!
И припал к шампанскому так, будто умирал от жажды.
Он и ел точно так же – будто и впрямь умирал от голода. Хватал с разных тарелок, жевал быстро, но не жадно, а как-то весело. И до чего аппетитно, вкусно у него это получалось, пирожки с перцем, сыр с рыбой, мандаринки с мясом, прихлебывая шампанским! Александрин задремавший было аппетит тоже пробудился, и она не отставала от гостя. Даже не вспомнить, когда в последний раз ела с таким удовольствием!
– Ох, вкуснотища, – пробормотал Ростислав. – Но между первой и второй, сами знаете, какой должен быть перерывчик? Небольшой! А у нас пауза затянулась.
– С днем рождения! – поскорее сказала Александра.
– Ну, давайте, – усмехнулся Ростислав. – Вернее, за второе рождение. Это произошло как раз сегодня, но – два года назад. Так что, с одной стороны, мне вроде как тридцать. А с другой – всего два годика.
То есть он на три года старше ее… А Александра-то гадала, сколько ему лет. Стоп, а что значат эти слова насчет второго рождения?
– Вы что, болели?
– Да нет, попал в одну дикую историю. Налетела сила злая, как говорится. Думал, уже все… Нет, живой оказался благодаря медицине. Теперь этот день всегда отмечаю, – скупо говорил Ростислав, опять набрасываясь на еду.
– Авария, что ли? – глухо спросила Александра, мелкими глотками потягивая
– Ну, вроде того. – Ростислав допил бокал. – Ну, все. Теперь я точно тресну, если съем еще хоть кусочек. Ох, красота! – Он откинулся на стуле. – А вы чего вдруг погрустнели?
– Да так, вспомнила кое-что.
– Не надо, – спокойно сказал Ростислав. – Не надо вспоминать о печальном. Знаете, я где-то читал, что в старину на солнечных часах – ну, представляете себе, шест, воткнутый в землю, отбрасывает тень на циферблат – писали: «Считай только солнечные часы».
Александра смотрела в стол, разрывая на крохотные кусочки кожуру мандаринки. Была у нее такая дурная привычка, Костя, помнится, уверял, что это признак скрытой неврастении и подавленной агрессивности. Наверное, это в самом деле так, потому что со дна души вдруг словно бы всплыло что-то темное, злость ужасная. Захотелось одним движением смести со стола остатки еды и бутылки, выкрикнуть что-то грубое, несусветно оскорбительное в лицо Ростиславу, вытолкать его взашей!
Что он о себе возомнил? Пришел в чужой дом, навязал незнакомому практически человеку свои проблемы… ну, накормил-напоил, так теперь готов взять на себя роль этакого духовного отца? Уже готов давать советы, как Александре жить?
Не вспоминай о печальном, видите ли! Запомни только солнечные часы, да? Но ты сначала спроси, были ли они у человека, эти солнечные! Может быть, лишь рядом с Кариной, в заботах о ней, а теперь этого ничего нет… и, выходит, нельзя даже позволить себе вспомнить о ней, погрустить, потому что пришел какой-то чужой и учит ее, как жить. С чего она взяла, что Ростислав деликатен? Он просто нахал! А она, как дура, набросилась на его еду, пила его шампанское… Костя говорил, что ей вообще не надо пить шампанское, оно слишком бьет в голову, от него дуреешь, лучше что-нибудь слабенькое, сухонькое. Елки, да что этот Костя сегодня выпал вдруг из гиперпространства, преследует ее, как нанятый, своими занудными нравоучениями?! Как они все смеют, откуда у них право читать ей нотации?
– Ого! – негромко и как-то очень серьезно сказал Ростислав. – У вас, часом, нет аллергии на шампанское?
Александра вытаращила глаза:
– Что-о?!
– Как-то вы очень зарумянились. У вас даже грудь покраснела.
Александра опустила глаза – и ей сделалось дурно.
Халат! Ее шелковый легкий халат! Он же без пуговиц, он же только на завязках, а они тоже из этого скользкого шелка и…
Короче говоря, Ростислав, видимо, только из врожденной деликатности не сказал: «У вас даже живот покраснел».
Она чуть со стула не упала. Неловко взмахнула руками, пытаясь удержаться, и халат разошелся еще больше.
Александра стянула его на груди и тут же с ужасом заметила, что обнажились ноги до… высоко, значит, обнажились, и теперь Ростислав с тем же серьезным выражением смотрит туда.
Она вскочила, чуть ли не прикрываясь ладонями, совершенно потерявшись от стыда, и тут вдруг… вдруг, точно по волшебству, погас свет.
Эта темнота была как повязка на рану! К Александре мгновенно вернулась способность соображать, и перед глазами возник тот клочок, прилепленный на дверь. С 19.30 до 21.30!