Обнаженность
Шрифт:
Я бросилась к шкафчику, вытаскивая одну за другой стопки статей, которые я пыталась привести в прежний вид и хронологический порядок…
И после 20 минут интенсивной работы на клавиатуре, я, наконец, перенесла в цифровой формат статьи и нажала кнопку "Отправить", расслабившись в высоком и удобном кресле Гордона, запрокинув голову и вытянув ноги под столом.
Не прошло и минуты, как мое сердце вновь усиленно забилось.
На этот раз дрожь в руках и боль в желудке была вызвана сообщением, полученным на мобильный телефон от того единственного человека, который продолжал вызывать терзания в моей душе и трепет в моем сердце.
Просмотрев его, я вмиг отбросила телефон, будто он пронзил меня электричеством в тысячи вольт, которые разбежались по моему телу. Моей первой мыслью было: “Срочно стереть это сообщение, выкинуть его из головы, забыть, бросить телефон в глубокий пруд и больше никогда, никогда о нем не вспоминать!”
Но что-то меня остановило. Это сообщение - оно было трогательным, нежным, любовным… Мой полковник, где-то в далекой стране, помнил, любил и желал меня. Оно наполнило меня призрачным теплом, будто я вернула его в свою жизнь, будто он никуда не уехал и в тот момент был со мной.
Я на миг закрыла глаза, вспомнив его прикосновения, его ласки, его слова, посвященные мне, глубоко погрузившись в тот мир любви, в ту частичку его, которую я продолжала хранить глубоко внутри себя и к которой я обратилась впервые со дня нашей разлуки.
В приёмной послышался гул. Разговоры и бурные обсуждения чего-то заставили меня вернуться из мира фантазии, в котором я вновь была с ним, вновь смотрела ему в глаза, делилась своими бурными эмоциями и вновь чувствовала его прикосновения.
По истечению нескольких минут гул стих, и в кабинет вошел Виталий.
Он с нетерпением протянул мне небольшую, бумажную сумочку бирюзового цвета, видимо, ту самую, которая вызвала эмоции, отголоски которых я слышала за стенами.
– Тебе это только что доставил курьер.
Виталий стоял, содрогаясь в нетерпении увидеть содержимое, и не собирался сдвинуться с места.
– Это из магазина Tiffany!
– пояснил, будто я сама не видела могущественного логотипа, красующегося скромными черными буквами на светло-бирюзовом фоне.
Доставка из "Tiffany &Co” на самом деле была адресована мне, и мне не терпелось моментально вскрыть небольшую коробочку, которую я извлекла из сумочки.
– Ну что? Ну что?
– с нетерпением, почти подпрыгивая, спрашивал Виталий, не сводя глаз с заветной коробочки.
Я отложила её в сторону, выражая безразличность, в ожидании спада любопытства. На самом деле, мне не терпелось заглянуть в неё…
Как только я осталась одна, я прикрыла дверь и открыла презент, зная наверняка, кто мог быть его отправителем.
В коробочке - голубой кусочек неба - тонкая цепочка с нежной, хрупкой, как сама влюбленность капелькой аквамарина цвета моих глаз. И записка: "Я хочу увидеть тебя! Сегодня! Сейчас! – Амал.”
ГЛАВА 20.
В каждой семье есть тот незаменимый человек, который своим существованием подклеивает разбитые уголки каждого из нас, собирает нас вместе и заставляет нас чувствовать эту принадлежность к узкому кругу общества - к семье. И мы бесимся и раздражаемся его вмешательством в наши дела и в интимные подробности нашей жизни, злимся на вопросы, которыми одолевает он нас в своем присутствии, но, несмотря на это, продолжаем чувствовать в нем эту близость родной земли, родного края, родного дома.
Так, одним ранним утром я была пробуждена мокрым поцелуем, захватывающими в тюремный плен, как пойманного пленника руками и пряным запахом мягкого, знакомого тела...
Как ураган, как стихия, примерно раз в месяц, без предупреждения бабушка появлялась в нашей московской квартире ранним утром, вытаскивала нас из постели и устраивала полный допрос, не соблюдая никаких личных границ. Она также разглядывала видимые изменения в каждом из нас и комментировала каждое действие, каждый жест, как и свойственно всем бабушкам.
– Что же это! Все еще спишь! Ну, куда же это годится!
– зазвучал её звонкий голос, от которого в нашей квартире невозможно было укрыться.
– Бабуль! Я не одета! Дай проснуться, одеться! Не маленькая уже!
Я все больше заворачивалась в одеяло, пряча под него голову и энергично вытирая щеки, испытавшие бабушкино излишнее выражение любви.
– Давай, давай, поднимайся! Как отец прям! До 8 в кровати, что за дело? Поднимайся! Я тебе блинчиков напекла!
– еще звонче восклицала она, удаляясь шустрыми шагами по коридору в сторону кухни.
Моя мама, будучи преподавателем в университете, уезжала на работу ранним утром. Она самая первая поднималась и самая первая исчезала по утрам из дома. На протяжении многих лет завтраки я проводила в компании моего отца и крепкого, свежемолотого кофе.
Так, где же он был сейчас? Ни один звук в квартире не оповещал мне о его присутствии. И почему внимание бабушки было сконцентрировано на мне одной?
– Предатели! Трусы! Дезертиры!
– мысленно перечисляла я, не показываясь из-под одеяла, прилагательные, которые могли бы дать определение капитулировавшим членам семьи, а конкретнее, моему отцу, который, не выдержав давления в свою сторону, как никогда рано уехал на работу, оставив меня за завтраком наедине с бабушкой и её чрезмерным вниманием.
Моё возмущение росло… А из кухни начал доноситься неповторимый, незабываемый запах. Он заставил меня на несколько секунд забыть о своём возмущении.
Лениво выбравшись из кровати, я последовала за сладким, пленяющим ароматом, который привёл меня на кухню.
На столе лежала стопка свежеиспеченных блинчиков. Я схватила один из них, положила на блюдечко, плюхнула в него ложку малинового варенья и, еще не присев, нетерпеливо откусила. Тонкий блинчик, заправленный малиной, напоминал вкус детства…