Обнаженность
Шрифт:
Гордон, не теряя времени, протянул руку к моему стулу, отодвинул его и немного сузил глаза, что обычно выражало в нём стороннюю, наблюдательную улыбку.
– Merci. C'est tr`es aimable de votre part.–
К нам подошел официант в жилетке, с белой салфеткой, накинутой поверх руки, и предложил помощь в выборе представленных в меню блюд, а затем повторил свою речь на французском языке.
Этан взял на себя инициативу и, после обсуждения с официантом дорогостоящих вин, сделал заказ.
Гордон утвердительно закивал головой, подтвердив его. Я последовала их примеру и также согласилась с его выбором.
Наш стол наполнился изысканными деликатесами аристократической Москвы XIX века.
Гордон достал список интересующих его вопросов и, недолго отвлекаясь на приготовленные для нас лакомства, перешел прямо к делу.
Вопрос за вопросом, он пытался добраться до самых тонкостей двустороннего соглашения, а Этан настойчиво избегал делиться какими бы то ни было подробностями, чутко внимая к заковыристым вопросам Гордона и уклоняясь от них самыми вежливыми способами.
Я лишь придерживалась как можно более точного перевода их насыщенного диалога.
Продолжительный обед и содержательный разговор позволил мне немного приоткрыть для себя строгий занавес корпорации, скрывающий за собой уникальную личность.
Этан был высокообразованным и утонченным мужчиной. Его большие, выразительные, тёмно-карие глаза выражали долю грусти, как казалось с первого взгляда. Но на самом деле, эта грусть в его взгляде была глубокой чувствительностью, которую он умело прятал за своим корпоративным имиджем.
Привлекательный тембр его голоса и его способность с точностью выражать свои мысли, складывая их в логические цепочки и озвучивая красивыми, французскими словами, привлекали меня до такой степени, что несколько минут прямого общения с ним, я могла бы назвать на его языке ни чем другим, как "orgasme mentale".
Слова, как аккуратно подобранные из лучших словарей мира, вылетали из его уст и складывались в невероятно стройные предложения. Тональность его голоса была ровной, низкой, спокойной, выдержанной, как музыка для моих ушей в комбинации с утонченностью использованных слов.
О, нет, мой перевод не мог выразить в тот момент даже долю элегантности его речи. Этот мужчина был несравним ни с кем в способности коммуникации.
Гордон, ни о чём не подозревая, продолжал делать пометки
Я запиналась. Этан улыбался, делая свой взгляд еще более милым и, казалось, пытался помочь мне произнести слова, опуская свой взгляд к моим губам.
Вскоре наш обед подошел к концу. Завершив обсуждение интересующих Гордона вопросов, мы обменялись телефонными номерами на случай, если кому-нибудь из нас понадобится дополнительная информация, и распрощались.
Чуть позже, обмен сообщениями с Амалом, который мы вели почти целый вечер, достиг нового уровня выражения желаемого. Его слова заставляли меня краснеть и прятать глаза в самые непредвиденные моменты.
В одном из сообщений, я ответила нестерпимым желанием увидеть его, и он согласился.
Я приехала на Набережную. Он встретил меня на пороге, ввел в зал, снял с меня пальто и бросил его на кресло. Комната находилась в полнейшей темноте. Лишь слабый свет в окне позволял различать силуэты.
Он подвёл меня к дивану, положил на него и, приподняв юбку, стянул с меня нижнее бельё.
Расстегнул джинсы, прислонил свои губы к моим и немедля вошел в меня.
Я простонала. Он поглотил мой стон губами.
– Шшш... – прошептал, склонился головой к моему лицу и проник в меня немного глубже.
– Амал...
– прошептала я ему на ухо и вновь издала лёгкий стон, отдаваясь наслаждению, которое он мне доставлял своей мужской силой.
– Нас услышат...
– прошептал он в ответ и проник еще глубже, вновь заставив меня вздохнуть со стоном.
Я была поглощена удовольствием, я не могла понять, о чем он говорил, и кто мог нас услышать.
– Кто... услышит... Амал... – прерывисто произнесла я, вывернув тело от наслаждения при его глубоком проникновении.
Он страстно поцеловал меня в губы, будто не хотел отвечать, прижал мою голову к себе и вновь предал меня наслаждению.
– Мои родители...
– произнёс он, но не остановился.
– Они здесь... в соседней комнате...
– продолжил он, не прекращая пытать меня своим чувственным проникновением.
Я замерла на секунду, моё сердце усиленно забилось. Я испытывала страх и одновременно этот жар, который поднимался с каждой секундой и в любой момент мог вознести моё удовольствие до небес.
Амал прижался ко мне и замер, прикусив немного мою губу.
Сильный жар пробежался по всему моему телу и через пару минут ослабел.
Я энергично зашевелила ногами, приподнялась, нащупывая пол в темноте, пытаясь отыскать недостающие части моего гардероба.
– Не уходи...
– произнёс он тихо.
– Уже очень поздно... Утром я позвоню водителю.
Я наконец нашла свои трусики, подняла с пола и в спешке одела их на себя.
Мне все казалось, что я была полностью обнажена. Мое платье не прикрывало рук, на груди - низкий вырез.