Обнаженность
Шрифт:
Отрываясь от скандинавской земли, мы с Мишкой переглянулись. Не произнося ничего, мы знали, что на уме у нас было лишь одно слово - "Москва!".
ГЛАВА 24.
"Ответь мне. Я умоляю тебя. Я хочу знать как ты".
Я находилась еще в своей теплой кровати, когда получила это сообщение одним ранним утром. Оно медленно, отчетливо, еще несколько раз повторно прозвучало его голосом в моей голове и электричеством пробежалось по всему телу. Оно было послано тем человеком, которого я не могла забыть, как не пыталась - моим полковником.
Не скрою, его я вспоминала каждый день. Он был неотъемлемой частью моих мыслей, моей страсти, частью меня самой.
Я потянулась в утренней неге и странная, приятная дрожь пробрала меня до самых кончиков пальцев. Настолько приятная, что я вновь потянулась, пытаясь повторить это неуловимое и непродолжительное ощущение. Я хотела всего лишь на несколько минут, на короткий момент вернуть воспоминания, вновь почувствовать его своим телом так, как я его помнила.
Его образ вырисовался передо мной. Его губы, будто вновь дотрагивались до моей шеи, груди... Я невольно запустила руку под одеяло, затем под трусики, прикоснувшись к себе именно так, как он это делал, с той страстью, с которой он дотрагивался до меня и вводил меня в состояние экстаза.
Еще минуту… еще несколько секунд и я смогу почувствовать его с той же силой что и раньше. Мое тонкое тело напряглось в ожидании желанного... неизбежного...
Но, как по расписанию, мое утреннее наслаждение было прервано одурманенным голосом, затягивающим со стороны двора старую, знакомую песню: "Крутится, вертится шар голубой...". Ему в хор, жалобным скулежом и хриплым голосом, подвывала бездомная собака. Этот дуэт пробуждал меня последние несколько дней.
Сердитая на пьяного незнакомца, которого покинул здравый разум, я поднялась с кровати и принялась одеваться. Я не выпускала из головы мысли о том, что пора было нарушить тишину и ответить на сообщения, но и на этот раз я решила немного отложить это, нарушающее мой мысленный покой действие, и еще немного подумать.
После обеда я, как обычно, находилась в редакции. Неделя выдалась спокойной, почти идеальной. Все протекало по расписанию. Материалы доставлялись вовремя, вовремя редактировались и отсылались в печать. На работе установилась некая рутина, которая позволила мне начать новое дело. На моем компьютере начали появляться файлы с текстами. Это были отдельные страницы с короткими рассказами на французском - чувственными, эротичными.
Художественная литература всегда была моей страстью. И вот, наконец, хоть и в сыром виде и в секрете от всех, моя страсть потихоньку вытекала на страницы, оживая в виде персонажей, у каждого из которых были свои истории.
Позже этим же днем я отправила по электронной почте составленную и отредактированную самим Гордоном статью на адрес Этана Рошетт.
Примерно через час после этого, на мой рабочий номер поступил звонок. Это был сам Этан. Он находился в Париже.
– Это ты! Прекрасный и нежный голос, который озвучивает мои мысли на русском языке.
– такой фразой начал Этан разговор, заставив меня покраснеть и полностью забыть связную французскую речь.
Я лишь произнесла невнятное "Oui, je suis…”, хлопнув себя ладонью по голове.
Он поблагодарил за корректно изложенную статью и поинтересовался делами, на что я вежливо ответила коротким отчетом о нашей успешной работе текущей недели.
Он поправился: - Возможно, мой вопрос прозвучал неправильно... Как у тебя дела?
Я немного смутилась, моя французская речь вновь прервалась на несколько секунд. Мне потребовалось какое-то время, чтобы осознать, что мне на самом деле не послышалось.
– У меня... все замечательно...
– ответила я прерывисто, неуверенно.
Я продолжила внимательно вслушиваться в его речь, позволив ему взять на себя всю инициативу разговора.
Он мысленно перенес меня во Францию, позволив мне в тонкостях представить себе Париж. Разумеется, Париж глазами Этана.
Его Париж был совсем не тем, который существовал в моем воображении - город искусства, город любви. Романтичные пейзажи, маленькие пекарни с круассанами, выставленными в витринах и, разумеется, никаких пьяных под окнами, поющих в дуэт с бездомными собаками. Париж, о котором говорил Этан, существовал в параллельном мире холодных цифр - индекс биржи, уровень подоходного налога, валовой внутренний продукт, количество сотрудников в компании, количество минут, которые он тратил на дорогу в офис и так до бесконечности…
– В каком Париже живешь ты?
– в какой-то момент разговора заметила я.
Этан рассмеялся. Мой безобидный, мечтательный и, возможно, даже немного наивный взгляд на мир показался ему забавным, освежающим.
Гордон вошел в кабинет и, догадавшись о том, кем был мой собеседник, приклеился в своём кресле, с нетерпением ожидая отзыва о его статье.
Обеденный перерыв Этана также подошел к концу. Он попросил разрешения перезвонить мне позже вечером, после работы, на личный телефон и вежливо попрощался.
Я положила трубку и еще несколько секунд усиленно дышала, пытаясь запомнить каждое слово нашего разговора.
А Гордон, с нетерпением во взгляде покачивался в своем высоком кресле, сделав вид, что совсем не заметил моего мечтательного выражения лица.
– Ну, что? Что он сказал о статье?
– спросил он, не сдержав своего любопытства.
– Ммммм… - протянула я, не зная, что ответить ему на этот вопрос.
Я схватилась за свои щеки, не понимая по какой причине они так сильно горели.
– Статья им очень понравилась, не за что переживать.
– выдавила далекое, как в тумане воспоминание короткой фразы из разговора.
В тот же вечер, Мишка попросил меня сопроводить его, не сказав куда. Как оказалось, он решил символично оформить своё тело татуировкой на плече.
Я долго пыталась отговорить его, но это было бесполезно. Он был решителен. Невиданная сила превратила моего нежного, голубоглазого Мишку в любителя скорости и риска. А его новый, мятежный дух заставил его, вдобавок к татуировке, приобрести себе новое средство передвижения. В честь недавно отпразднованного девятнадцатилетия, его родители, неизвестно каким образом, согласились купить ему мотоцикл с многоцилиндровым двигателем.